Подпусти меня ближе

Андес Марсия

Вместо одной в день я начинаю пить по три за раз. А вскоре обезболивающее перерастает в транквилизаторы. От них не только голова проходит, но и сознание приглушается. Тревожность, страхи, всё это сгорает за секунду. Я словно под водой. Я будто совершенно другой человек.

– Матвей, ты меня хоть слушаешь?

Я вырываюсь из свои мыслей и отрываю взгляд от проносящихся за окном машины Егора домов. Парень толкает меня в плечо, наверное, думая, что я сплю. Его голос приглушённый, словно в моих ушах вата.

– Да, – прокашливаюсь.

– Я говорю, что завтра у меня спарринг. Могу тебя отвести к

Шершню, поговоришь на счёт работы, – Шторм тормозит на светофоре, и я неохотно морщусь.

Работа… Да. Пособия мне уже не хватает, на таблетки нужно много денег. Я собираюсь с мыслями и потираю переносицу. Хочется спать, но в то же время в глазах словно стоят спички.

– Ага, – бросаю я. – Конечно.

– В восемь вечера заеду за тобой, – парень снова давит на газ, и я откидываюсь на спинку сидения.

– Ага, – безразлично бормочу. Всё что угодно, лишь бы он отстал со своей работой. – И кем меня возьмут? Туалеты мыть?

Егор смеётся, перестраиваясь в другой ряд, затем давит на газ.

– А ты разве способен на что-то большее?

Я смотрю на парня и криво улыбаюсь. Скольжу языком по губам, и друг замечает это.

– Вот шуточки про минеты здесь как раз в тему, – Штормов фыркает. – Но работать ты будешь не на меня. И у Шершня уж точно нет члена.

Я коротко смеюсь.

– Я знаю, – отмахиваюсь я, скучающе бросая взгляд на соседнюю машину, которая едет практически наравне с нами. – К тому же на твоё добро я посягать не буду.

Егор ничего не отвечает. Он переключает песню, вырывающуюся из динамиков, и сворачивает на перекрёстке, пока светофор не загорается красным. Знать бы ещё, куда мы едем. Я совсем выпадаю из реальности, пока витаю в облаках. Надеюсь, это не очередное сборище гопников, которое нам надо разогнать.

RR10 (RRiO) – Просто закрой глаза

Егор.

С чего начинается моя история? Возможно, с того момента, когда Малийский на своём синем фольксвагене девяностых годов с бэушными номерами припечатывает меня к стене и ломает позвоночник. Или с осознания того, что я навсегда останусь прикованным к инвалидному креслу. А, может быть, именно в тот момент, когда я падаю к ногами Софьи Розиной, новенькой ученицы из параллельного класса, закружившей мне голову с первой же секунды.

Точка отправления – моё сердце, взорвавшееся в моей клетке, пока я лежу на полу и смотрю на девчонку, уверенный в том, что она станет моей. Это влечёт за собой череду событий, которые приводят меня к этому невзрачному двухэтажному дому с ветхой дверью и затхлым запахом мочи в подъезде, где под лестницей в отключке лежит какой-то алкоголик.

Да, возможно, если бы я где-то что-то сделал по-другому, принял какие-нибудь иные решения, я бы здесь не оказался.

Но я здесь, и с этим ничего не поделаешь.

Итак, как я и говорю, всё начинается с моей первой встречи с Розиной-младшей. Она затягивает меня в свою криминальную жизнь, в которой её псих-бывший пытается уничтожить и меня, и её заодно, потому что не может смириться с тем, что Соня теперь встречается с кем-то другим. Из-за него Матвей получает травму головы, которая постепенно начинает сводить

его с ума. Парня заклинивает на теме мести, и я решаю ему помочь. Этот момент тоже становится переломным в моей жизни, ведь, откажись я от этой затеи, всё могло бы быть по-другому.

Но я поддержал друга и в последствии оказался в инвалидном кресле.

Отвечая на вопрос Маши Розиной, который она задала мне, когда пыталась отговорить от нашего безумного плана, я могу лишь сказать одно: я тогда понятия не имел, что мне делать со своей жизнью без бокса. Я не мог даже представить, что вообще смогу существовать, прикованный к коляске, и всё время, что я лежал в постели, пока мой позвоночник восстанавливался, я думал лишь об одном: я хотел умереть, потому что больше не видел смысла в своей жизни, и все попытки Розиной хоть как-то меня подбодрить, лишь угнетали. Я не хотел, чтобы она чувствовала вину, каждый раз смотря на меня, не хотел, чтобы она была со мной из жалости. Да и лишь один взгляд на неё усугублял ситуацию: я постоянно думал о Малийском, я ненавидел и его, и себя, и Розину, потому что меня накрывало отчаяние и безысходность. Ничего не помогало. Любовь к Соне приносила боль, и я оттолкнул её, потому что знал, что рядом с ней ни мне, ни девушке не будет лучше.

Но я восстанавливался на удивление быстро. Сидеть я мог уже через два месяца, а после операции полностью встал на ноги спустя полгода. Плюс на реабилитацию у меня ушло ещё столько же: я постоянно ходил на массажи, физиотерапию и прочую ерунду, куда меня отправляли родители. А ещё через полтора года я излечился на все сто процентов, и желание снова вернуться в бокс лишь добавляло энтузиазма. Не смотря на все советы врачей, что мне лучше оставить спорт и тяжёлые нагрузки, я решил для себя, что во что бы то ни стало докажу всем: никакие травмы меня не остановят.

Я хочу заниматься боксом, и я буду им заниматься.

Постепенно я начинал тренироваться, держа это в тайне ото всех. Сначала пробежки, потом силовые упражнения, а следом и спарринги. Я собирался вернуться в форму как можно скорее и продолжить путь к своей мечте. Я был уверен в том, что стану первым человеком со сломанным позвоночником, который сможет добраться до профессионального ринга.

Но тело меня не слушалось. Долгий перерыв и травма давали о себе знать, но я не сдавался. И у меня постепенно начинало получаться. Единственное, что постоянно меня преследовало, – это ноющая боль в позвоночнике.

А потом о моих стремлениях заниматься боксом узнал отец. Он запретил мне вообще ввязывать в это дело и сказал, что если я продолжу тренировки, он перекроет мне все пути на ринг. Я знал, что у него есть связи и что отец действительно может сделать так, что меня не допустят даже к любительским соревнованиям.

К тому же в глубине души я понимал, что ни один тренер не возьмётся за меня, если будет знать, что я когда-то ломал позвоночник, и ни одна медкомиссия меня не пропустит. Одно дело, если бы я был уже в профессиональном спорте, если бы на меня был спрос, если бы фанаты требовали моего возвращения… А так. Я никто. И скорее всего, уже все были в курсе, что сын Сергея Петровича Штормова, легендарного боксёра, который когда-то выступал на профессиональном ринге, был прикован к коляске. Такое долго не утаишь.