Подростки
Шрифт:
Ладно, оставайся, раз обещал, сказал отец. И они уехали.
Как мы и договаривались, Света пришла уже после обеда. На ней была белая юбка с с большими цветами по всему полю, красная блузка с небольшим вырезом, поверх нее серая шерстяная кофта, она распустила косу, и это ей было к лицу.
Мы уселись за стол, и мне в голову ничего не шло. Я невпопад отвечал на ее вопросы, перед моими глазами были только ее высоко обнаженные ноги в тонких капроновых чулках. Стук моего сердца гулко отдавался в ушах.
— Я ухожу на часок, — сказала мать, заглянув к нам. Она
— Хорошо, захлопни, пожалуйста, дверь, — попросил я.
— Давай отдохнем, — сказал я Свете. Она удивленно посмотрела на меня.
— Просто поговорим, — пояснил я.
— Давай, — ответила она с улыбкой. — О чем?
— Ты встречаешься с кем-нибудь из той школы, где училась прежде?
— Почти нет, а что?
— У тебя там был дружок?
— Был Шарик, Дружка не было, — засмеялась она.
— Ну и ты встречаешься со своим Шариком? — спросил я.
— Слишком далеко ездить.
— Так пусть он приезжает.
— А когда же химию учить?
— Химию можно отставить.
— Нет, боюсь. Учитель мой рассердится.
— Это я, что ли?
— Ты.
— Прямо уж, учитель.
— Ой, что-то в глаз попало, посмотри, — она придвинулась ко мне.
Я стал смотреть, боясь прикоснуться к ней. Удивляло, что в классе я был гораздо смелее. Совсем рядом были ее розовые губы, и мне мучительно хотелось поцеловать ее.
— Ничего не вижу, — прошептал я.
— Нет, что-то есть, смотри внимательно, — она слегка прижалась ко мне.
Я почувствовал мячики ее грудей, и голова моя пошла кругом. Моя правая ладонь как-то сама собой легла на ее колено, я придвинулся еще ближе, я напряженно смотрел в ее глаз и ничего не видел. И вдруг я понял, что она с трудом сдерживается от смеха.
— Да ты смеешься надо мной, — прошептал я. — Я накажу тебя за это!
— Как? — весело рассмеялась она. У нее был такой серебристый смех.
— А вот так! — и я ткнулся губами в ее щеку.
— Какое суровое наказание, — она слегка покраснела, но по-прежнему улыбалась.
— Не подействовало? Дерзишь? Вот тебе!
Я хотел поцеловать ее в губы, но она, смеясь, увернулась, и я уткнулся носом в ее ухо. Левой рукой я обнимал ее за плечи, правая лежала на ее коленке, а Света тихо хихикала.
— Ты что, всегда смеешься, когда целуешься? — спросил я обиженно.
— Мне щекотно от твоего носа, — ответила она.
Я немного отодвинулся о нее, теперь мы смотрели друг другу прямо в глаза, и наши губы были так близко, что совершенно естественно я потянулся к ней, она стала откидываться назад, я потянул ее к себе за плечи, я почувствовал, что она уступает, и наши лица снова сближаются. Она опять пыталась увернуться, но теперь я держал ее крепко и коснулся губами ее губ. Затем еще раз. И еще.
— Ты что, никогда не целовалась? — спросил я.
— Целовалась.
— Почему же ты отворачиваешься?
— А что я должна делать?
— Сидеть смирно.
— Я что, матрешка, что ли?
— Ты не сердись, я пошутил.
Моя рука, до этого времени мирно лежавшая на ее колене, словно очнулась и пришла в движение. Я погладил
Затем я снова припал к ее губам. На этот раз поцелуй был долгим. Я продолжал оглаживать ее ноги, я почувствовал, что она отвечает на мой поцелуй, и тогда я решился и продвинул ладонь выше, скользнув пальцами под край ее короткой юбочки. Теперь мне было разрешено двигать руку до самого верха чулка, до застежки, на которую он был пристегнут, и непременно назад, к исходной точке, к ее коленкам. И снова протестов не было. И только когда моя ладонь двинулась еще выше, и я ощутил ее голое тело, ее бедро, вот тогда она схватила мою руку и стала отталкивать.
— Ну, что ты, я только поглажу тебя, не бойся, — прошептал я, с трудом переводя дыхание.
— Не надо, Дима, пусти. Вдруг твоя мама вернется.
— Мы услышим. Разве мы делаем что-то предосудительное?
— А мы не делаем, да? — она улыбнулась улыбкой мученика.
— Не делаем, — и я снова стал целовать ее.
Я взглянул на ее ноги и увидел, что ее красивая юбка смята кверху, виднелись пластмассовые застежки чулок, верхняя часть которых словно была сделана из сложенного вдвое капрона, я увидел полоску ее голой кожи, и меня словно кто-то толкнул. Я наклонился и стал целовать ее ноги, сначала чуть выше колен, затем выше и выше, одновременно я гладил ее бедра своими разгоряченными руками.
Света, видимо, совершенно не ожидавшая от меня такой прыти, пыталась меня отталкивать, но это выходило у нее плохо. Бороться одновременно с моими губами и ладонями у нее почти не получалось. Вздрагивающими от волнения пальцами я коснулся ее тонких маленьких трусиков, губами я припал к обнаженной полоске ее бедра выше края чулок. Я сам не ожидал от себя этого. Но я это сделал. Я ласкал девушку, в которую уже определенно влюбился. А она все пыталась отталкивать меня и что-то говорила, но голос ее был тихим и жалобным.
Странно, что мы вообще услышали, как хлопнула входная дверь. Видимо, мать вернулась. Никогда еще в жизни я не воспринимал ее возвращение домой с таким сожалением. Резко и быстро Света одернула юбку и привела себя в порядок.
Собственно, приводить особенно было нечего. Это уже потом, в последующие дни, нужно было успеть кое-что застегнуть, а кое-что и надеть. А в то, первое, наше воскресенье понадобилось лишь две-три секунды, чтоб за столом вновь сидели два старательных ученика, мальчик и девочка, и чтоб мальчик помогал девочке учить химию.
Вот только учебник лежал вверх ногами.
На следующий день я признался ей в любви. Прямо на уроке математики. Так вот взял и написал на бумажке: «Я люблю тебя». И положил ей в руку. Как она покраснела! Я даже подумал, что ей стало плохо. Все лицо ее стало пунцовым.
Слава богу, что мы сидели за последней партой и никто не мог случайно на нас посмотреть. Однако она вскоре пришла в норму. Только продолжала часто-часто моргать ресницами и сглатывать. Я положил ладонь на ее руку. Сжал ее пальцы.