Подросток Ашим
Шрифт:
И он не знал, отчего ему хуже — от этих криков по вечерам или оттого, что утром он идёт в лицей. Старенького-то учителя он обманул, что он такой же, как остальные, а классуха, математичка, сходу его раскусила.
И в классе тоже раскусили его, эта же Кирка. Уже третьего или четвёртого сентября. Классуха искала его в журнале, чтобы «трояк» поставить. Путалась:
— Кто ты у нас? Ярдыков?
— М… — растерялся он. — М-михайлов… Я Лёша Михайлов…
Ну, что б не запомнить, когда человек сам называет себя? А Кирка решила вдруг уточнить, как его зовут. Он только попробовал
Кирка повернулась к нему, спросила:
— Как бишь звать тебя?
— Лёхич, — ответил он, стараясь говорить как можно фамильярней и бодрее.
Он уже знал — в классе кроме него два Лёши были. А он будет Лёхичем — и его сразу отличишь от других. Он займёт свою нишу! Но почучилось у него «Лёхич» так жалко, что несколько человек рассмеялись. Кто-то переспросил:
— Как? Хич?
И Кирка определила:
— Хичик!
В старой школе, по правде говоря, он тоже был Хичей, но не для всех. Только для трёх или четверых человек, про которых учителя говорили, что их как бы и нет в этом классе, и успеваемость надо считать без них. И что таких не то, что в старшие классы нельзя — их бы и вообще в школу для ненормальных. А для остальных он и Лёшей-вторым был, ну и Лёхичем тоже.
Но теперь это ничего не значило, все стали звать его одинаково — Хича. Он думал — назовись он просто Лёшей, как двое других одноклассников, может, никто не догадался бы, что его звали Хичей. А может, стоило назваться бы Алексеем… Но теперь нельзя было всё открутить назад.
Он боялся, что одноклассники проведают и другую его тайну — что мамка на рынке стоит, и дома у него надо переступать через баулы с колготками и прочей женской ерундой. И главное, что мама по вечерам кричит и ногой пинает баулы:
— Я сама ничего этого не вижу, я не могу себе позволить!
«Так позволила бы, кто тебе не разрешает?» — мысленно отвечал ей Лёхич.
Только в мыслях он и мог ей ответить.
Когда Лёхич видел учительниц в пенящихся лёгкой тканью блузках, в пиджачках в талию, у него мамка вставала перед глазами — квадратная, в застиранных лосинах, в немыслимо натянутой футболке. Гляди — треснет на груди… Стриглась мама коротко и из кудельков делала электрощипцами кольца, а потом, чтоб они стояли, сбрызгивала лаком. Лёхич выходил из дому — и ему чудилось, что сладкий запах лака выходит с ним, что он с ним поедет в лицей — и одноклассники по запаху поймут всё про его маму.
И что ещё странно было — вот только случалось Лёхичу поговорить отдельно с какой-нибудь учительницей… Например, как на той неделе с Марией Андреевной, химичкой.
Он никогда толком не разбирался в молярных массах, а слово «моль» и вообще ненавидел. Когда надо было решить задачку, он искал формулу и подставлял в неё всё, что нужно. И ему и в голову не приходило, что он когда-нибудь станет спрашивать у химички, откуда что взялось в этой формуле. Но так вышло само собой, он и не решался подойти — сразу подошёл, и Мария Андреевна всю перемену говорила ему про углеродные единицы. Он спрашивал:
— А почему выбрали именно углерод? Да ещё и решили поделить на двенадцать?
А она смотрела на него удивлёнными глазами — они вблизи тёмно-жёлтые
— Это же так удобно! Смотри, водород у нас весит одну двенадцатую от углерода. Считай, что люди договорились между собой, что основой для вычислений будет именно углерод…
И добавила:
— В науке не так уж редко люди договариваются между собой — и устанавливают какое-нибудь общее число.
— Число Пи, например! — ляпнул невпопад Лёхич.
И она поглядела на него ещё удивлённее. Лёхич понял, что огорчил её.
— Что ты, Лёша. Пи — число постоянное, оно есть, и всё. Как горы, как воздух. И люди просто открыли его…
Он подумал тогда — вот ведь как, о чём-то договариваться нужно: «А давайте придумаем то-то и то-то, чтоб легче было считать?» — а что-то надо просто открыть, потому что оно и так есть…
За столами рассаживался какой-то другой класс, а Лёхич с Марией Андреевной так и разговаривали до звонка. На алгебру он опоздал, влетел счастливый. Сидит и думает: «Выходит, со мной можно так говорить? Здесь, в лицее, вот так с учениками говорят…»
И вот после таких разговоров, или ещё после того, как его на уроке учителя хвалили — бывало и такое — мама по вечерам обрушивалась на него и попрекала базаром сильней обычного, точно хотела, чтоб он не забывал, как могут с ним дома разговаривать. Хотя он и не рассказывал ей, что сегодня в лицее было — откуда она знала?
Лёхич думал, что согласись он стать администратором сайта — ему придётся по вечерам сидеть за компьютером. И он будет как будто и не дома — вечерами вокруг него будет опять лицей. Он, может, освоит что-нибудь новое. Но позволит ли мама ему быть вечерами не дома? Она же привыкла, что может окликнуть его в любую минуту, что может отправить на кухню картошку чистить, или велит показывать, как у него рубашки в шкафу висят, как трусы сложены, всё ли в порядке. В уроках-то его она уже ничего не понимала, а контролировать детей надо, вот она и контролировала трусы.
Да и поймёт ли мама, что это у него хотя и не уроки, но тоже школьное, не станет ли опять попрекать его, точно он целый вечер играет в игру?
Алла Глебовна подбадривала всех, говорила: «Если вы что-то не умеете — учить будем!» И Лёхич уже совсем было надумал в следующий раз, когда предложат ему, согласиться. Но в следующий раз Алла Глебовна, ещё не дойдя до него, остановилась глазами на Мише Прокопьеве.
— Может быть, новенький будет у нас администратором сайта?
А новенький сразу и отозвался, сказал медленно:
— Д-да… Я — буду.
Кирка-то за глаза говорит про него «выскочка», а он подходит, как ни в чём не бывало, начинает рассказывать что-то. Лёхич сам себя считал отстающим, и он не сразу увидел, что и другие не понимают, о чём говорит новенький. А тот и сам не сразу почувствовал это. Оглянулся почему-то по сторонам, спросил:
— А что, здесь игры делать не учат?
Все даже заулыбались от неожиданности. Игры делать. Тут знай учи физику за два класса сразу, а дальше уже и вузовские учебники к программе добавятся. А по математике уже сейчас сколько всего дополнительного задают. В обычных школах такое никому и не снилось.