Подросток Савенко, или Автопортрет бандита в отрочестве

Эди-бэби пятнадцать лет. Он стоит с брезгливой физиономией, прислонившись спиной к стене дома, в котором помещается аптека, и ждет. Сегодня Седьмое ноября, в прохладный полдень мимо Эди дефилируют наряженные граждане, или козье племя, как он их называет. Козье племя по большей части идет уже с демонстрации. Парад войск Харьковского гарнизона на площади Дзержинского закончился, и началась демонстрация. Передовые и сплоченные массы пролетариев уже давно прошагали в колоннах, пересекая вымощенную пленными немцами самую большую в Европе, вторую в мире площадь. «Больше нашей площади Дзержинского только площадь Тянь-Ань-Мынь в Пекине» – эту

первую заповедь харьковского патриотизма Эди-бэби хорошо знает.

Граждане, идущие в настоящее время мимо Эди-бэби, – это ленивые, плохо организованные, недостаточно охваченные общественной работой представители мелких предприятий: магазинчиков, ларьков, лавочек по ремонту – как бы подобие буржуазии. Они выползли из домов в праздничной одежде только сейчас, предварительно уже успев выпить пару-тройку рюмок водки и закусить праздничной едой. Эди-бэби знает, что обычно это салат оливье, колбаса и неизменные шпроты. Глава семьи напялил тяжелое пальто, и черный или темно-синий пиджак, и галстук, и новые туфли, которые причиняют ему невероятную боль при каждом шаге. Нарядные дети, одетые под взрослых в большие нелепые костюмы, жрут неизменное мороженое, и каждый волокет за собой по нескольку шаров на нитках. Время от времени надувные шары лопаются со страшным пистолетным грохотом, всякий раз неожиданно. Платье супруги и ее пальто наверняка воняют невыдохшимся нафталином – они берегут свои вещи. Эди-бэби морщится.

Эди-бэби не такой, как они. Потому он и стоит тут в рваных и мятых польских вельветовых брюках и желтой куртке с капюшоном, стоит этаким Гамлетом Салтовского поселка и сплевывает независимо. Эди-бэби думает, что ебал он их всех. И еще он размышляет тоскливо над тем, где же ему достать денег.

Ему нужно 250 рублей. И достать их он должен завтра к вечеру. Если он не достанет денег… Эди-бэби предпочитает об этом не думать. Эди-бэби обещал Светке взять ее к Сашке Плотникову. Это самая клевая компания в поселке. Попасть к ним – большая честь. Эди-бэби удостаивается этой чести уже второй раз. Но на этот раз родители взбеленились, последний визит капитана Зильбермана произвел на них большое впечатление. Не дали денег.

Эди-бэби презрительно усмехается, вспоминая свой арест. Зильберман явился с двумя милиционерами в шесть часов утра, разбудил его, спавшего на веранде в спальном мешке – подарок семьи Шепельских, и, сунув ему под нос желтую бумажку, произнес: «Гражданин Савенко, вы арестованы!»

Зильберман чокнутый, он любит произвести впечатление. Он, очевидно, представляет себе, что он комиссар Мегрэ, недаром он вечно одет в идиотское кожаное пальто до пят и курит трубку. Эди-бэби фыркает, вспоминая комическую миниатюрную фигуру капитана Зильбермана. Чарли Чаплин, а не комиссар Мегрэ – вот он кто.

Заведующий отделом по делам несовершеннолетних 15-го отделения милиции капитан Зильберман – недоразумение. Начать с того, что он еврей. Милиционер-еврей звучит как анекдот. Смешнее этого может быть только еврей-дворник.

А в тот раз Зильберману пришлось к вечеру отпустить Эди-бэби. Никаких доказательств, что это он ограбил магазин тканей на проспекте Сталина, не было у капитана. Зильберман не дает покоя Эди-бэби – воспитывает его. Он часто приходит и к Эди домой, вечерами, проверяет. Хуй он теперь застает Эди-бэби, после пары таких визитов Эди стал убегать от Зильбермана нарочно – уходить на танцы, скажем. Однажды Зильберман приперся в поисках Эди-бэби и на танцы в «Бомбей». Но киномеханик Сева выпустил Эди через служебный вход. Официальное название этой большой комнаты по соседству с 11-м гастрономом – «Клуб работников пищевой промышленности Сталинского района города Харькова», для ребят же это «Бомбей». В «Бомбее» все свои – Эди-бэби может прийти туда без копейки в кармане и через двадцать минут выйти оттуда вдребезги пьяным, если захочет. Ребята его уважают и поят. Эди, правда, не любит унижаться и пользуется даровой выпивкой редко, когда уж совсем паршивое настроение, только тогда.

«Ебаная жизнь! – думает Эди-бэби. – Где

же все-таки взять денег?» Знал бы, что родители откажут, придумал бы что-нибудь заранее. Двести пятьдесят рублей не такие большие деньги, но когда их нет, их нет. Вчера еще у него была сотня, но спокойно размотал, надеясь на родителей. Тридцать рублей заплатил Вацлаву за стрижку, остальные неизвестно куда делись. Поил Толика Карпова и Кадика – вот куда! С Вацлавом тоже нужно будет выпить – он никогда не берет с Эди-бэби на чай, а между тем он лучший парикмахер в городе с миллионным населением. Работает он в парикмахерской 3-й автобазы, ему бы в Кремле работать, но Вацлаву, кажется, все равно. Эди-бэби потрогал свой выбритый пробор. «Волосы следует стричь каждую неделю, – говорил ему поляк, – они не должны быть длиннее спички». С прической у Эди все в порядке. Ебаные деньги – вот проблема.

Эди-бэби не просто торчит у аптеки, убивая праздничное утро, но ждет своего приятеля Кадика. Кадик живет совсем рядом – от аптеки Эди-бэби может видеть серый угол его дома номер семь по Салтовскому шоссе. Дом, в котором живет Кадик, – один из самых старых на Салтовском поселке, когда-то там размещалось общежитие, теперь живут семейные.

Кадик, он же Колька, Николай Горюнов, – почтальоншин сын. Отца у него нет, во всяком случае мать Эди-бэби Раиса Федоровна никогда не слышала об отце Кадика, и никто другой не слышал, а вот почтальоншу тетю Клаву, она разносит письма «на нашей» – нечетной стороне Салтовского шоссе, знают все. Маленькая, как бы испуганная чем-то женщина. Злые языки утверждают, что Кадик бьет свою мать. «Здоровый кобель отмахал, – говорят злые языки, – пятнадцать лет, а такой бугай откормленный. Рад, что отца у него нет, над матерью измывается». Эди знает, что Кадик не бьет свою мать, ругаются они очень, это да.

Эди-бэби любит Кадика, хотя и чуть-чуть над ним подсмеивается. «Кадик» – ненормальное, синтетическое имя, которое Колька сам придумал себе от американского названия автомобиля – «кадиллак», конечно, немножко пижонски звучит, но Кадик с малых лет отирается с «лабухами» – с джазовыми музыкантами, ему простительно.

Кадик же и придумал звать его, Эдьку, – «Эди-бэби», тоже на американский манер. Кадик даже немного говорит по-американски, или по-английски, он утверждает, что эти языки почти не отличаются. «Эди-бэби» пристало к Эдьке, теперь многие его так называют. Вообще-то до знакомства с Кадиком Эди-бэби умудрился прожить без клички.

В случае Эдьки Савенко «Эди-бэби» все же ближе к истине, чем Колька и «кадиллак», потому что Эдуард – настоящее имя Эди-бэби. На Салтовке есть еще два Эдуарда, один из них делает самодельные однозарядные пистолеты у себя на заводе «Поршень», где он работает подручным токаря, и продает их ребятам. Эди-бэби купил у него такой пистолет год назад, но теперь пистолет не работает, что-то с затвором, Эдька обещал починить. У того Эдьки русская фамилия Додонов.

Эдуардом Эди-бэби назвал его отец. Когда мать позвонила ему в часть из родильного дома и спросила, как назвать сына – у вас, Вениамин Иванович, сын родился! – то отец Эди-бэби, ему было тогда 25 лет, сидел у себя в кабинете и читал стихи поэта Эдуарда Багрицкого, – отец сказал, чтоб сына записали Эдуардом. Стихи Багрицкого отцу очень нравились. Так получилось, что Эди-бэби дали имя в честь поэта-еврея.

Недавно, прошлой весной, Эди-бэби впервые прочел стихи Багрицкого, собранные в небольшой книжечке в синем твердом переплете, и они ему тоже понравились, как и его отцу пятнадцать лет назад. Особенно понравилось стихотворение «Контрабандисты»:

По рыбам, по звездам проносит шаланду,Три грека в Одессу везут контрабанду…

В середине стихотворения Эди-бэби, к своему изумлению, обнаружил неприличные строчки:

Чтоб звезды обрызгали груду наживы —Коньяк, чулки и презервативы…