Подруга особого назначения
Шрифт:
Крак! Табуреточные ноги разъехались в разные стороны, что-то треснуло, надломилось, и Варвара оказалась сидящей на полу посреди груды желто-зеленых щепок.
— Это не Петр Борисович, — повторила она с пола.
Пройти оставалось совсем немного — повернуть за угол, выбраться на узкую оттаявшую тропинку, через кусты и на асфальт, а там и до подъезда рукой подать.
Варвара решительно шла к себе домой. Утром, еще до семи, она поймала соседа, который совершал со своими собаками утренний моцион, и попросила поменять замок. Сосед обещал. Он хорошо относился
Варвара несла замок в промасленной бумаге и боялась ночевать одна. Замок замком, но кто-то дал Димке по голове так, что Таня только сегодня сняла швы, и дал именно в ее квартире. Правда, с новым замком не так страшно, да и не может она больше спать на Танином диване, боясь даже почесать нос, потому что от малейшего движения диван заходился припадочным кряхтеньем!
Кроме того, нужно иметь совесть и позволить им, наконец, договориться про Хьюстон и будущую счастливую жизнь.
В том, что им предстоит счастливая жизнь, Варвара не сомневалась.
Ей все стало ясно, когда Димка повел Васю в магазин и они вытащили из стеклянного ящика розовую обезьяну, а Таня потом звонила ей и плакала потому, что у нее нет машины времени. От того, что Димка за завтраком отводил от Тани глаза, а она вообще на него не смотрела и разговаривала исключительно язвительным тоном. Варвара чувствовала себя лишней, хоть и очень проницательной.
Ну и ладно. Ну и очень хорошо. Пусть хоть Таньке повезет. Ей нужнее — у нее Вася, и «родной», отнявший столько сил, оказался каким-то уж совсем никчемным. Варвара станет им писать письма. Если ее не уволят и не отберут электронную почту.
Сзади ей посигналили, и она отступила, давая дорогу машине.
Лидия Владимировна, наверное, будет не слишком рада, но она умная и веселая, а это самое главное. Евгений Васильевич вообще душка и в прошлом году все намекал Варваре, что она должна взять инициативу в свои руки и…
Она так и не поняла, как это произошло.
Она даже не поняла, что именно произошло.
Кто-то сильно дернул ее в сторону, так что она стала падать и хватать рукой темные прутья кустов, но рука все время промахивалась, и она все-таки падала, и упала на колени, и ее сильно ударило сбоку и сзади. Так сильно, что боль из головы моментально переместилась в шею и позвоночник, и проткнула его насквозь, и Варвара разжала пальцы, потому что не могла терпеть боль, и пакет с новым замком, который она несла домой, упал на землю.
На черную, мокрую весеннюю землю с островками прошлогодней бурой травы. Варвара видела его очень хорошо.
А потом она перестала видеть, и это было так страшно, гораздо страшнее, чем боль в позвоночнике, и она захрипела, вырываясь, замотала головой, и ее снова ударили, и снова вспышка боли на миг заглушила все остальные чувства, зато подобравшейся от боли кожей она почувствовала на глазах кусок тряпки.
Она не ослепла. Ей завязали глаза, чтобы она не видела света.
Стукнула дверь, и машина поехала, привычно и успокоительно, как в нормальной жизни, рыча мотором. Радио пело про небо Лондона, водитель посвистывал.
Паника началась в животе, поднялась, как цунами, залила сердце, горло, голову. Стало невозможно дышать. Варвара
— Лежи тихо, — сказал он, и она ничего не поняла.
Это не может говорить! То, что так больно бьет ее, не должно говорить так, как говорят все люди, те же самые слова! Но оно говорило, и было очень страшно.
Так страшно, что она опять заскулила было, но быстро затолкала скулеж обратно в горло, только чтобы это больше не било ее по голове.
Везли ее долго. Руки, стянутые за спиной веревкой, сильно болели, а потом начали мерзнуть. И холод еще усиливал боль.
Ее сильно трясло — ноги свешивались с сиденья очень неудобно, и не было возможности ни за что ухватиться, поэтому она все время съезжала с обивки на Что-то скользкое и глянцевое, представлявшееся ей змеиной кожей, и тогда она судорожно дергала голо-. Вой, пытаясь найти положение, в котором щека не касалась бы змеиной кожи, и находила его и тут же съезжала снова.
Из-под тряпки, стягивавшей глаза, она видела только узкую блестящую полоску и еще что-то, кажется, желтое, а может, зеленое, потому что свет все время менялся — их обгоняли и пропускали другие машины, и жизнь вокруг не остановилась!
Все было как всегда — обычный весенний вечер, и одна половина мозга понимала это, а другая отказывалась понимать, другая визжала о том, что наступил конец света и вместе с ним пришел конец и Варваре.
Машина остановилась, и Варвара стукнулась носом в переднее сиденье. Сильно стукнулась, кажется, до крови.
Водитель тихо возился впереди, никуда не спешил, посвистывал. Щелкнула крышка бардачка, зазвенели ключи, хлопнула дверца. Та дверца, что была за головой у Варвары, распахнулась, потянуло улицей и близкой землей, и он выволок ее из машины. Она замычала, и он ее ударил.
— Тихо! — велел совсем близко. — Не ори, хуже будет!
Что может быть хуже, пронеслось в голове у Варвары, и тогда он сказал буднично, как бы отвечая на ее мысли:
— Убью.
Некоторое время он держал ее за волосы, как будто раздумывал, а потом вдруг с силой швырнул вперед. Со всего размаха она ткнулась коленями и лицом в землю. Земля набилась в ноздри, и Варвара стала задыхаться, и ей показалось, что сейчас она умрет.
Умирать Варвара не хотела.
Она шла домой, и несла в пакете новый замок для своей двери, и думала о том, как все сложится у Тани с Димкой, и тут ее заставили умирать.
А она не хотела.
Слезы вымыли из ноздрей землю, и она прерывисто задышала. Но зато это было такое счастье — дышать, когда хочешь вздохнуть!
— Вставай, — сказал мучитель и ткнул ее в бок, — встава-ай!
И уже не ткнул, а ударил. Сильно. Так сильно, что Варвару перевернуло на другую сторону. К нему — не битым боком. Сейчас он ударит снова, поняла Варвара, приподнялась, и поползла, стараясь сохранить равновесие и ничего не видя перед собой, но он поставил ее на ноги.