Подруга попаданки: отбор для ледяного дракона
Шрифт:
Праздничный зал находится в отдельно стоящем от храма здании, чтобы не раздражать чувствительный божественный слух. Вернее, он там находился, потому что здания больше нет.
Гости на свадьбе толпятся у крыльца храма, на его ступенях, люди пятятся, убегают подальше, драконы все сплошь в срединных ипостасях. Гвардейцы-стихийники прикрывают пришедших на празднество щитами, люди, которым посчастливилось уродиться стихийниками, тоже ставят щиты по мере своих сил. А на том месте, где когда-то был праздничный зал, на камнях, золоте и хрустале бушует дракон.
Белоснежный дракон рычит, ревёт
— Что здесь произошло? — Тирэль, ожидаемо, приходит в себя раньше меня, с болью смотрящей в льдисто-голубые глаза принца. Хотя, я замечаю, что Тирэль кривится, страдания друга ему почти как собственные.
— Принцесса Надежда пропала, — хмуро отвечает стремительно подошедший к нам отец. — Час назад и никаких следов.
— Час назад? — глухо повторяю я. Неужели брачная церемония длилась так долго?!
— Ресса, тебе следовало больше уделять времени занятиям. Для богов время — лишь капля в океане вечности, в их храмах оно течёт иначе, — папа обнимает меня за плечи, ободряюще проводит по руке своей горячей ладонью. Но я отчётливо осознаю: это он себя, не меня успокаивает.
— Дворец успели осмотреть? Город обыскивают? — мой… муж на меня даже не смотрит. Отстраняется от всех эмоций. Думает о деле. О Наде… И это правильно, но…
— И без указаний мальчишки обошлись, — рычит отец, крепче прижимая меня к себе. Точно успокаивается. — Ищут. Но пока даже запаха её не учуяли. Принц рвётся, но его, сами понимаете, не пускают.
Я вновь перевожу взгляд на Атареллена. Он рвётся, рвётся и сдерживать его присоединяется кроваво-красный дракон, лишь немногим уступающий в размерах отцу. Сатор.
— По-почему? Он же с ума сходит…
— Он себя не контролирует. Только будет мешать поискам. Ему сейчас плевать на чужие жизни.
— Но он как никто знает её запах…
— Знания о нём менталисты уже извлекли и передали императорским ищейкам. Они найдут, Ресса, — пытается убедить меня отец, но я не убеждаюсь. — Должны найти.
— Пустите меня! Я знаю запах Нади, чувствовала его сама долгое время… И у меня прекрасное чутьё! Папа, пусти меня! — постепенно происходящее начинает укладываться у меня в голове, и оно мне решительно не нравится. Надя — моя подопечная! Моя! Ррррр…
— Нет! — отвечают мне в два голоса, и если один, отцовский, я ожидала услышать и готовилась оспаривать, то отказ Тирэля на мгновение сбивает меня с толку.
— Нет? — оборачиваюсь к нему, сильнее чешуёй покрываясь.
— Ты останешься здесь, — чеканит Тир. — Я сам отправлюсь искать принцессу Надежду.
— Она — моя подопечная!
— А ты — моя жена!
Отец, из объятий которого я успела вырваться, хватает меня за руку и больно сжимает:
— Сейчас
— Моя жена останется здесь, — шипит ему в ответ мой муж, и я окидываю его презрительным взглядом. Остаться, когда моя подопечная пропала в моём собственном городе?!
— Останется, — подтверждает отец. — А ты, коли тебя собственный огонь выжигает, займись делом!
Тир уходит, а я рычу ему в спину, руку из руки отца выдернуть пытаюсь, но папа вцепился крепко.
— За принцем следи да за порядком, Ресса, — вкрадчиво прилетает мне в ухо. — Твоя подруга под защитой нашей семьи, которую ты ей опрометчиво даровала, так что похищение её у нас из-под носа — личное оскорбление мне. Я тоже отправлюсь на поиски.
— Но…
— Следи за принцем, пока он не вырвался и не убил кого-то!
После отец, наконец, отпускает мою руку и стремительно удаляется, свалив на меня гостей и взбешённого Атареллена.
Гостей отпускать нельзя. Каждый из них может быть замешан в пропаже Надежды. Но и высказывание им подозрений прямо сейчас опасно. Все приглашённые — люди не последней значимости, задерживать их без прямых доказательств их вины я права не имею. Тогда как же их задержать?
— Рансер! — ловлю взгляд своего мелкого племянника в толпе. Ему не так давно двадцать один год стукнул, и сознательности в его подростковых мозгах нет от слова совсем, но он — моя кровь, и точно в этом никак не замешан.
Дракон взбегает ко мне по лестнице. В его светлых, как у Ильяры, волосах блестят осколки хрусталя, в обычно наглых янтарных глазах плещется тревога.
— Проводи гостей во дворец, — приказываю я, — мы должны позаботиться о них лично, так как в любом другом месте для них сейчас опасно.
Говорю это, но гляжу на мальчишку внимательно, твёрдо, надеясь, что он и сам сообразит, насколько важно поручение.
— Всех? — уточняет Рансер. Я запускаю руку ему в волосы, вытряхиваю оттуда хрустальную крошку. Это позволяет склониться к его уху и прошептать:
— Никого не упусти. Бери гвардейцев, используй свой дар лить в уши ложь, ты это умеешь. Справишься, и я отдам ту самую диадему, в которой жена первого Канаанского стала императрицей.
Отстраняюсь. Рансер кивает и убегает, а мне остаётся только надеяться, что он по-прежнему хочет утащить к себе в сокровищницу диадему, которую лет десять назад я с трудом, слезами и выжженным садом просила у отца.
Гости расходятся неохотно, кто-то порывается уйти самостоятельно и не горит желанием отправиться под крылья императорской семьи. Ведь присутствующие здесь — не дураки, понимают, что под подозрением. И каждый желает либо остаться здесь, извлекая для себя какую-то выгоду, а извлечь её можно, предъявив претензии Ледяной империи за поведение принца и принесённый ущерб, особенно, если принц всё же вырвется, ранит, а может и убьёт какого неугодного семье родственника. Либо убраться отсюда подальше, спасая свою шкуру от смерти и подозрений. Но Рансер, кажется, справляется. Обманывать родителей, своих бабушку и дедушку да дворцовых слуг с гвардейцами этот юнец научился мастерски. Язык у него хорошо подвешен, пусть пользуется им на благо общего дела.