Подружка невесты

Ренделл Рут

Позади были ночь и день почти постоянных, непрекращающихся страданий, на которые и оглянуться немыслимо: невероятно, что два человека смогли их вынести. Разумеется, о том, чтобы пойти на работу, не было и речи. После тех долгих часов без сна, когда Сента то дремала, то просыпалась, то умоляла заняться с ней любовью и однажды даже встала на колени, Филипп все-таки не уснул. Он встал в восемь, чтобы пойти в коридор к телефону и позвонить домой Рою. Не нужно было притворяться, что он охрип, что во рту у него пересохло, не нужно было изображать утомленность. Все это у него было после тех страшных

часов.

И с восходом солнца все началось заново. На ночь они не открывали ни дверь, ни окна, и в комнате уже было жарко, как в духовке. Сента, которая спала, когда Филипп выходил звонить, теперь пробудилась и стала кричать. Тогда ему опять захотелось ее ударить, чтобы прекратить эти бессмысленные стоны. Он хватал себя за руки, чтобы сдержаться и не ударить ее. Он познавал насилие, когда-то ему чуждое. Он учился тому, что каждый способен почти на все.

— Прекрати, — сказал Филипп, — прекрати реветь. Нужно поговорить. Нужно решить, что делать.

— Что же делать, если ты меня совсем не любишь?

Ее лицо было влажным от рыданий, как если бы кожа питала слезы. Мокрые пряди волос прилипли к ее лицу.

— Сента, ты должна мне рассказать, — Филиппа осенило, — рассказать правду. Ты должна впредь говорить мне только правду.

Она кивнула. Филипп почувствовал, что она соглашается, чтобы избежать лишних неприятностей. Ее глаза с опухшими веками насторожились, стали более темными и проницательными.

— Что ты имела в виду, когда сказала, что такое с тобой не в первый раз? Когда ты говорила о полиции? Что ты хотела этим сказать?

— Я имела в виду, что когда-то убила кое-кого еще. У меня был парень, его звали Мартин, Мартин Хант — я же тебе рассказывала. Я говорила тебе, что до тебя у меня был другой. Я думала, он мой единственный. Это было еще до того, как я тебя увидела. Задолго до того, как мы познакомились. Это же ничего, Филипп, правда? Если бы я знала, я бы и близко не подошла к нему. Никогда бы не заговорила с ним, если бы знала, что встречу тебя.

Он покачал головой. Это был слабый и бессмысленный протест против чего-то, о чем он пока не догадался, но предчувствовал, что это будет что-то чудовищное.

— Ну, и что с ним?

Вместо того чтобы ответить, она спросила, пододвигаясь, но не получая ни ласки, ни тепла:

— Ты меня защитишь, спасешь и будешь по-прежнему любить? Будешь?

Филипп ужаснулся, потому что не знал ответа. Он не знал, что сказать. Он не знал, чего боится больше: закона и его силы за пределами этой комнаты или ее. Для него было важно не бояться ничего, ведь он мужчина. Он сделал над собой усилие, чтобы обнять ее и прижать к себе.

— Я ревновала, — начала она приглушенно. — Если ты когда-нибудь найдешь себе другую, я убью ее, Филипп. Я не причиню вреда тебе, но ее я убью.

Она ничего не сказала ему, а у него не хватало духу настаивать. Он обнимал ее машинально, его рука превратилась в ухват, достаточно крепкий, чтобы поддерживать другого человека. Это было похоже на то, как он нес Флору, когда они ехали в гости к Арнэму. Сента такая же тяжелая и безжизненная, как каменная статуя.

Потом он вышел за продуктами. Потом сварил кофе и заставил ее выпить. Они услышали наверху шаги, услышали, как

захлопнулась входная дверь, а когда Филипп выглянул в окно, то увидел, что Рита и Джейкопо удаляются с чемоданами в направлении метро. Во второй половине дня Сента поднялась наверх, а когда вернулась, сказала, что ходила за снотворным Риты. Убедившись, что в комнате нет вина, Филипп, ушел, как только она уснула. Она проспит несколько часов, а вечером он вернется.

Левую дверцу машины кто-то поцарапал. Похоже, вот этим ржавым гвоздем, который злоумышленник забыл на капоте. На Сизария-гроув Джоли не было, он стоял последним в очереди в бесплатную столовую матери Терезы на Тайр-стрит. Филипп кивнул ему, но не улыбнулся, не помахал. Он чувствовал, что глубокое потрясение и угнетенность ужасным событием сковывают движения, заставляют погружаться в себя и концентрироваться только на одном. Он сомневался, садиться ли за руль. Для того чтобы вести машину, он не в лучшей форме, все равно что пьяный.

Дом в Гленаллан-Клоуз был пуст, если не считать Харди. Пес завертелся вокруг хозяина, стал прыгать и лизать руки. В хлебнице Филипп нашел нарезанный хлеб, в холодильнике — овощной салат, заправленный майонезом, и ветчинную колбасу, но ни к чему не притронулся. Когда-нибудь он, возможно, снова сможет есть, если перестанет чувствовать ком в горле, как плотно закрытую дверь. Из окна в гостиной он наблюдал за последними минутами заката; ясное, обагренное красным цветом, перламутровое небо казалось ненастоящим, какой-то декорацией другого мира. Ведь в этом мире происходит такое… Как же Филипп хотел, чтобы все оказалось вымыслом, как же он хотел поверить в то, что сам все выдумал или увидел во сне, от которого теперь очнулся…

В поле зрения появилась машина, остановилась у дома. Полиция, подумал Филипп. Нет, это «ягуар» Арнэма. Из него вышли Арнэм и Кристин, с букетом цветов в одной руке и корзиной чего-то вроде малины в другой. Харди услышал, что приехала хозяйка, и выскочил из двери.

Кристин немного подзагорела, кое-где кожа даже покраснела.

— Мы были на пикнике, — сообщила она, — Джерард взял отгул, и мы поехали в Эппинг-Форест. Это было так славно, прямо как за городом.

Другой мир. Филипп подумал, заметно ли на его лице отчаяние, которое он испытывает. Арнэм был очень загорелый и походил на итальянца или грека. На нем были джинсы и белая рубашка, расстегнутая почти до пояса, как носят молодые.

— Здравствуйте, Филипп. Вы сегодня были где-то не там, где надо, это точно.

С этого дня он всегда будет где-то не там. Филипп спросил, даже не пытаясь построить вопрос вежливо:

— Где вы теперь живете?

— По-прежнему в Бакхерст-Хилл, но на другой стороне Хай-роуд. Я переехал недалеко.

Кристин сходила за вазой и теперь расставляла в ней гвоздики, сказав своим очаровательно простодушным легкомысленным тоном:

— Да, Филипп, мне так хотелось посмотреть на дом Джерарда. Мы были совсем рядом. Наверное, я слишком любопытная, но мне так нравится смотреть новые дома. Джерард ни за что не хотел меня туда везти, сказал, что там еще ничего не готово и смотреть не на что. Сказал, нужно хорошенько убраться, прежде чем позволить мне переступить порог.