Подсадной кролик
Шрифт:
Мы подъезжали к нашей конспиративной даче, когда из дома Степаныча раздался грохот и вопль:
— Попались, фрицы недобитые! Ишь, какой танк себе отгрохали. Ну ничего, я вас и в энтом танке уделаю! Сейчас научу, как родину любить! Только ружьишко вот заряжу!
Мы с Ромкой испуганно переглянулись и решили не дожидаться, пока боец невидимого фронта зарядит ружьишко. Машина взревела всеми своими лошадиными силами и рванула вперед. Остановились лишь в конце дачного поселка.
— Женя, ты как думаешь, долго продлится охота? — срывающимся голосом
— Кто ж его знает? Уж сколько лет минуло после войны, а у Степаныча голова никак не проходит. Думаю, так и помрет, героически обороняя дачный поселок от немцев! Контузия — дело серьезное!
— Не хочешь ли ты сказать, что придется ждать, пока он на тот свет отправится? С виду крепенький, даром что контуженый.
— Или сам помрет, или немцы подстрелят... — предположила я.
— Какие немцы, Женя? Тебя тоже контузило, что ли?
Мы могли сколько угодно строить предположения о дате гибели отважного Степаныча, но тут вдалеке показался сам герой с ружьем наперевес. Он ходко трусил в нашу сторону.
— Все! Хана нам и нашему танку. Давай прощаться, Женя! — опечалился Ромка.
— Что ж, прощевайте, Роман Александрович, — я последний раз глубоко затянулась сигаретой и смело вышла навстречу Степанычу:
— Дед, а дед, что ж ты, лихоманец, полено сырое нам притащил?
Степаныч тормознул:
— Как так сырое?
— Да вот так! Всю хату продымили, а проку никакого, — продолжала я отвлекать деда. — Ты, дедуня, не контра, случаем, недобитая?
— Сама ты контра! Я партизан. Красный, — на всякий случай добавил дед, — немцев вот истребляю. Их тут много шастает. Надысь вот, недавно совсем, на танке проехали. Та-акая махина!
— Вон тот, что ли? — я указала на нашу машину.
— Не-е, ваш-то я знаю. Тот поболе был. Да теперь ужо ушел, паразит. Домой пора вертаться, — Степаныч опустил ружье и поплелся обратно.
— Степаныч, давай подвезем. Нам тоже в ту сторону.
— А что? Прокатиться, разве, на танке напоследок? Эх, господа бога в душу мать! Поехали, ребята!
Я с уважением посмотрела на Степаныча: сразу видно человека военной закалки — так завернуть, а?!
Алексеев покосился на неожиданного гостя:
— Куда?
— Домой, сынок, домой! Это хто ж такую махину соорудил? Немцы, что ль?
В общем-то «БМВ», конечно, немцы собирают, но я, опередив Ромку, ответила:
— Не, дедунь, наши, советские постарались! — Мне казалось, что любое упоминание о врагах растревожит душевнобольного деда.
— Молодцы, — одобрил Степаныч и гордо уставился в окно.
На даче нас ожидал сюрприз в виде Михаила. Он резво скакал то на одной ноге, то на другой, пытаясь согреться. Оказывается, опять похолодало, а я и не заметила. Дед Степаныч, кряхтя, вылез из «танка», таща за собой ружье. При виде его Мишка вскинул обе руки.
— Здорово, Михаил! — поздоровался Степаныч. — А меня тута дружки твои на танке катають. Ну, доложу тебе, я такого отродясь не видал! Сушший зверь! Теперя мы с такой техникой погоним отсюда
Брови Михаила поползли вверх. Он так и стоял с поднятыми бровями и руками, от изумления не произнося ни слова.
— Эх, беда, контуженый паря, оттого и молчить, — с этими словами Степаныч скрылся в своей избушке и уже оттуда крикнул:
— А полено завтра вам сухое принесу!
— Мишка, привет, — обрадовалась я, — а ты какими судьбами? Вроде завтра собирался приехать? Да ты руки-то опусти, Степаныч ушел уже.
Михаил опустил руки:
— Не работает сегодня клуб. Часов в шесть Мулла всех выгнал. По-деловому суетятся ребятки, видать, затевают что-то. Я тетку покормил и сюда. А вы что, в партизаны записались?
— Точно, — засмеялся Ромка, — это вот она все. Дед нас подстрелить хотел, а Женька его уболтала, и, как видишь, Степаныч принял нас в свой отряд. Так что мы теперь красные партизаны! А полено вместо ордена!
— Я согласна на медаль! — поддержала я шутку, и мы вошли в дом.
Вчетвером, к нам присоединился еще и Монморанси, уютно расположились на кухне и принялись анализировать ситуацию.
Мишка настаивал, чтобы мы пошли к его соседу-следователю. Ромка настойчиво предлагал сдаться милиции и пойти в тюрьму, кот безумными глазами смотрел на разгорячившихся ребят, но ничего не предлагал, а просто молча удивлялся таким крутым переменам в собственной судьбе. По правде говоря, я приуныла. По словам моих друзей, выходило, что жить мне осталось совсем немного, что Мулла поднял по тревоге все свое войско и меня ищут по всему городу и его окрестностям. Наконец, Мишка с Ромкой притихли и вопросительно уставились на меня. Пора принимать решение.
— Ну что ж, — протянула я, — раз другого выхода нет... Придется обращаться к Мишкиному соседу. Завтра утречком вы отправитесь к нему. Прихватите фотографии и магнитофонную пленку. Ты, Роман, все ему расскажешь. Все, понял? А ты, Михаил, должен убедить своего соседа не ходить в милицию. Пусть занимается этим делом в частном порядке. Если надо, мы ему хорошо заплатим. Все, мальчики, по койкам. Завтра у вас тяжелый день.
— Женя, а как же ты? — Алексеев жалостливо посмотрел на меня.
— А что я? Не волнуйся, мы со Степанычем отобьемся, если что. Партизан я или нет? — храбро улыбнулась я, хотя на душе скребли кошки. — Вот возьмите. Это снимки, а это магнитофон с записью беседы мэра и Муллы.
Отдав все вещественные доказательства, я собралась подняться в омерзительную розовую спальню, чтобы попытаться заснуть. Громкий крик Мишани меня остановил.
— Рыжий! — Мишка смотрел на фотографию и хлопал глазами. — Точно он! Все время возле Муллы трется!
— Где? — в один голос воскликнули мы с Алексеевым.