Подселенец
Шрифт:
— Как волк Сева? — спросил Трофимка.
— Гораздо хуже, — возразил филин. — Волк Сева не злой, просто кому-то в нашем Лесу надо быть не таким хорошим, как все остальные. А простые волки бегают за простыми зайчиками не для веселья, а чтобы убить их и съесть.
Зверята сидели, распахнув глазки и пытаясь понять то, что сказал им старый филин, но новые знания никак не хотели укладываться в их головках. Наконец хомячок Трофимка встал, растопырил лапки и медленно двинулся на Настеньку.
— Я злой и страшный простой волк. У-у-у-у-у. Я хочу скушать маленькую белочку, — дурашливо завыл он, но, наткнувшись на неожиданно серьёзный взгляд Егорки, застеснялся
— А что такое "убить"? — спросил ёжик.
Филин тяжело вздохнул.
— Это значит сделать таким же, как зайчик Савелий сейчас. Дело в том, что простые звери живут не всегда, как мы, а очень недолго. Потом они как будто засыпают, но уже никогда не просыпаются, а затем просто исчезают. А злые простые звери делают это с другими простыми зверьми.
— Это значит, — на глаза Настеньки навернулись большие прозрачные слёзинки, — зайчик Савелий никогда больше не проснётся? И не будет с нами весело играть? И мы не пойдём с ним больше за Волшебной Земляникой?
Филин Гриша не ответил, он просто стоял, грустно опустив голову, но и так всё было понятно.
— Подожди, — неожиданно спросил Егорка, — но ведь Савелий не простой зайчик, а Сказочный, так? Почему же он умер? Мы же не умирали никогда до этого. Никто в Сказочном Лесу этого не делал, правильно?
— Это-то и непонятно, — согласился филин Гриша. — Сказочный Лес защищает всех, кто в нём живёт. Мы были и будем здесь, пока стоит Лес. Я не могу понять, что случилось с нашим маленьким зайчиком. Наверное, Лес недосмотрел, отвлёкся, а сейчас уже слишком поздно.
— Это непра-а-а-вильно, — уже в полный голос плакала Настенька, — зайчик Савелий хороший был. Весёлый. Почему с ним это случилось, почему?
Филин, ёжик и хомячок стояли понурившись и не зная, что сказать.
— В любом случае, — сказал наконец филин Гриша, — мы не можем оставить Савелия лежать просто так. Мы должны выкопать для него уютную ямку и прикрыть сверху землёй, чтоб ему было там тихо и спокойно. И мы должны позвать всех лесных обитателей, чтобы сказать зайчику последнее "До свидания".
Новость о том, что приключилось с зайчиком Савелием, облетела Лес в мгновение ока. Почти все звери пришли попрощаться с весёлым зайчиком. Медведь Павлик и бобёр Серёжа выкопали неглубокую ямку недалеко от Старого Дуба. Егорка, Настенька и Трофимка натаскали мягкой хвои, чтобы Савелию было не так жёстко в его новой постельке. Волк Сева, лисичка Варвара и куница Елизавета притащили охапки душистых лесных цветов, которые так любил зайчик. Даже глупый как пробка соловей Игнат проникся серьёзностью момента и без устали насвистывал мелодии одна печальнее другой. Не все понимали, что случилось, но все плакали и жалели зайчика Савелия. Только филин Гриша одиноко стоял в сторонке, задумчиво бормоча что-то себе под нос.
Уже стемнело, когда лесные жители разошлись от маленького засыпанного цветами холмика, ставшего вечным домиком для весёлого зайчика Савелия. Даже соловей Игнат утомился насвистывать грустные мелодии и улетел на Озеро наблюдать за плещущимися там серебристыми рыбками. И то сказать, жизнь-то продолжалась. Только одна понурившаяся фигура не спешила покинуть место последнего приюта зайчика.
Как ни странно, это был волк Сева. Подобно большинству представителей своего племени, особым умом он не блистал, зато по-собачьи привязывался к кому-нибудь. Неожиданно оказалось, что без зайчика Савелия жизнь волка не то чтобы утратила всякий смысл, ведь оставались ещё разные Принцессы и Царевичи (почему-то, кстати, исключительно
"Как же так, — печально думал Сева, — что ж ты, косой, наделал? Тебе-то что, лежишь себе, ни о чём не думаешь, наплевать тебе на всех, а мне-то каково? Эх, Савелий, Савелий…"
Большая и круглая, похожая на июньский одуванчик Луна медленно взобралась на верхушки сосен, оттолкнулась от них и неспешно поползла по чёрному ночному небу. Сева внимательно посмотрел на неё и вдруг почувствовал себя таким же — светлым и одиноким, окружённым бескрайней темнотой. И так ему стало жалко самого себя, так тоскливо, что он, не стесняясь, задрал вверх зубастую пасть и протяжно, с надрывом завыл. В дупле Старого Дуба недовольно поморщился филин Гриша, в своей норке тревожно заворочался ёжик Егорка, а волк Сева всё продолжал выводить древнюю, как мир, песню, которую уже пели до него тысячи и тысячи простых, а не Сказочных волков.
Наконец немного отпустило. Ещё пару раз тявкнув для острастки, Сева уже совсем было собрался в свою собственную старую нору под корнями Упавшей Сосны, когда взгляд его случайно в последний раз остановился на покрытом цветами могильном холмике. Странно, но волку почудилось, что несколько цветков чуть заметно, но вполне реально пошевелились. "Да нет, показалось, — решил Сева, — ветерок разыгрался, ничего необычного". Но тут большая, с хороший груздь размером ромашка откатилась в сторону, а за ней последовали неброский лютик и красивая даже в темноте незабудка. От неожиданности шерсть на загривке у Севы встала дыбом, но только на мгновение.
Нагнувшись поближе, волк присмотрелся повнимательнее и отчётливо увидел, как перепачканная чёрной грязью серая заячья лапка упорно скребёт землю вокруг себя, разбрасывая цветы и куски дёрна. Чёрные волчьи губы растянулись в радостной улыбке. Да, волки — это вам не филины, они умеют улыбаться. Только об этом мало кто знает, и ещё меньше тех, кто может об этом рассказать. А Сева, разом позабыв про давешние тоску и одиночество, рьяно принялся раскапывать могилу, помогая выбраться наружу своему старому другу-недругу.
— Ах ты ж паршивец вислоухий, — вполголоса, словно боясь спугнуть так неожиданно вновь обретённого приятеля, приговаривал он, — опять всех обманул. Снова всех вокруг своего куцего хвоста обвёл. Весь Лес вокруг себя собрал, всех плакать заставил, шельмец. И я, как дурак, по всем полянкам рыскал, незабудки эти противные для тебя рвал, а у меня от них из носа течёт и глаза слезятся. Ну, погоди у меня. Дай только раскопаю тебя, гадёныша, я ж тебя… Расцелую, как родного, скотина ты этакая.
Очень скоро благодаря усилиям с двух сторон зайчик Савелий — грязный, помятый и сильно взъерошенный, со свисающей сосульками шерстью — выбрался наконец из своей неглубокой могилки. Странно, но при виде своего старого недруга, так удачно помогшего ему освободиться из земляного плена, зайчик не выказал и тени испуга. Он устало уселся рядом с тяжело переводящим дух волком на груду развороченной могильной земли, не проявляя никакого желания к общению.