Подсказчик
Шрифт:
36
После нападений серийных убийц шансов на выживание не остается.
Плакать, предаваться отчаянию, умолять — бесполезно. Это, наоборот, только усиливает садистское удовольствие убийцы. Для жертвы единственной возможностью спастись остается бегство. Но страх, паника и неспособность оценить происходящее играют в пользу преступника.
И все-таки в очень редких случаях маньяки не доводят до конца задуманное убийство. Это происходит оттого, что в момент завершения акта насилия какой-либо жест или фраза, оброненная жертвой, неожиданно становятся неким сдерживающим фактором,
Вот почему Синтия Перл осталась в живых.
Мила встретилась с ней в маленькой квартирке, которую девушка снимала в одном из кондоминиумов рядом с аэропортом.
Ее жилище было весьма скромным, но оно являло собой доказательство очень важного успеха в новой жизни Синтии. В старой остались прежний негативный опыт, череда ошибок и неверно сделанный выбор.
— Я занималась проституцией, чтобы покупать себе вещи.
Она сказала об этом без колебаний, словно говорила о ком-то другом. Мила не могла поверить в то, что у сидевшей перед ней молодой девушки за плечами была такая тяжелая жизнь.
Синтия выглядела на свои двадцать четыре года. Она все еще была одета в рабочую униформу: вот уже несколько месяцев девушка работала кассиром в супермаркете. Скромный внешний вид, рыжие, собранные в хвост волосы и ни тени притворства на лице — все это подчеркивало ее первозданную красоту вкупе с абсолютно естественным обаянием.
— Эту квартиру мне помогли найти агент Стерн и его жена, — сказала девушка.
Отдавая ей должное, Мила огляделась. Мебель была разномастная, собранная воедино в этой квартире скорее для заполнения пространства и гарантии проживания в ней, нежели для обустройства помещения как такового. И было видно, что для Синтии это крайне важно. Она следила за своим домом. Вокруг — чистота и порядок. Тут и там стояли разные безделушки, в большинстве своем маленькие фарфоровые зверюшки.
— Это — моя страсть. Знаете, я их коллекционирую.
На стенах висели фотографии ребенка. Синтия была матерью-одиночкой. Ее сына забрали работники социальной службы и отдали на воспитание в другую семью. Чтобы вернуть его обратно, девушка начала проходить курс по дезинтоксикации. К счастью, она приобщилась к церкви, прихожанами которой были Стерн со своей супругой. После стольких жизненных испытаний она, наконец, пришла к Богу. И в качестве демонстрации своей веры Синтия носила медальон с изображением святого Себастьяна. Это было ее единственным украшением, наряду с узеньким колечком с выгравированной на нем молитвой, видневшимся на безымянном пальце.
— Послушайте, Синтия, мне вовсе не хочется вынуждать вас рассказывать о том, как все произошло у вас с Бенджамином Горкой…
— О нет, теперь я говорю об этом открыто. Сначала было очень тяжело вспоминать, но теперь все позади. А вы знаете, я даже написала ему письмо.
Мила определенно не могла знать реакцию Горки на это послание, но, представляя себе этого типа, нисколько не сомневалась, что он воспользовался им для своих ночных мастурбаций.
— И он ответил?
— Нет. Но я не отступлю: этот человек отчаянно нуждается в добром слове.
Девушка сидела напротив Милы, постоянно одергивая правый рукав блузки. Мила догадалась, что она пыталась скрыть татуировку, оставшуюся у нее с прежних пор. Вероятно, она еще не скопила необходимой суммы, чтобы избавиться от нее.
— Как все случилось?
Синтия
— Встреча стала результатом целой серии случайных совпадений. Я не выходила на дорогу в поисках клиентов, а предпочитала сидеть в баре. Так намного надежнее, да еще и в тепле. Мы всегда оставляли бармену чаевые.
Девушка ненадолго замолкла.
— Я родилась в городке, где красота может стать твоим проклятьем. Ты быстро понимаешь, что можешь воспользоваться ею, чтобы уехать, в то время как твои друзья никогда не смогут покинуть это место и, переженившись, останутся там и будут всю жизнь несчастны. Тогда на тебя начинают смотреть как на нечто особенное, связывая с тобой определенные ожидания. Ты становишься их надеждой.
Мила очень хорошо понимала девушку и догадывалась обо всех последующих этапах этой истории. Синтия уехала сразу после лицея и оказалась в большом городе, однако не нашла там того, что искала. Вместо этого познакомилась со множеством девушек, на лице которых была такая же, как и у нее, растерянность и страх в сердце. Ремесло проститутки не стало для них непредвиденной неудачей в жизни, а было естественным следствием каждого их поступка в прошлом.
Больше всего огорчала Милу, когда она слушала подобные истории, мысль о том, что в какие-то двадцать четыре года такая девушка, как Синтия Перл, уже израсходовала всю энергию своей молодости.
Она очень быстро покатилась вниз по наклонной дорожке, а Бенджамин Горка всего лишь поджидал ее в самом конце падения.
— В тот вечер меня снял один тип. У него на пальце было обручальное кольцо, и он казался вполне нормальным. Мы устроились в его машине за городом. В конце концов он отказался платить, избил меня и высадил прямо на дороге. — Девушка тяжело вздохнула. — Автостопом я ехать не могла: никто не повезет проститутку. Тогда у меня появилась надежда, что следующий клиент привезет меня назад.
— И тут подъехал Горка…
— Помню только, как остановился его огромный грузовик. Прежде чем я села в машину, мы договорились о цене. Этот тип показался мне вежливым. Он сказал: «Что ты тут на холоде стоишь? Полезай в кабину, не то замерзнешь!» — Синтия опустила глаза. Она без смущения говорила о том, чем занималась для того, чтобы выжить. Ей было стыдно только оттого, что оказалась тогда такой наивной. — И мы устроились в задней части кабины, где он обычно спал. Знаете, это был настоящий дом. Там было все, даже некое подобие плаката… Это не было для меня новостью, у всех дальнобойщиков такие есть. Но в этих лицах было что-то совсем непонятное…
Мила вспомнила одну деталь, прочитанную ею в деле: Горка фотографировал свои жертвы в непристойных позах, а затем сделал из снимков постер.
Особенность этих снимков заключалась в том, что на них были изображены трупы, но этого Синтия знать не могла.
— Он взобрался на меня, и дело пошло. От него порядком воняло, и я надеялась, что он скоро кончит. Головой он уткнулся мне прямо в шею, так что я могла немного расслабиться. Достаточно было обычных для такого дела стонов. Я лежала с открытыми глазами. — И снова пауза, чуть длиннее, чем первая, чтобы успеть перевести дыхание. — Не знаю, сколько потребовалось времени для моих зрачков, чтобы привыкли к темноте, но, когда я уже могла что-то различать, на потолке кабины передо мной предстала эта надпись…