Подсказки пифии
Шрифт:
Потом он отвернулся, и железная дверь медленно открылась.
С мыслью, что колебания и раздумья – лишь пустая трата времени, Жанетт включила свет и шагнула в помещение. В какую-то долю секунды ее мозг успел принять ряд инстинктивных решений, вследствие которых она постановила относиться к увиденному рационально.
Сначала зафиксировать увиденное, потом закрыть дверь, а остальное предоставить Иво Андричу.
Время для нее остановилось.
Она зафиксировала, что Ульрики Вендин в комнате нет, как нет здесь живых людей вообще. Зафиксировала и два больших вентилятора, по одному
Зафиксировала, что висит на тросах и что стоит на полу посреди помещения.
Потом она закрыла дверь.
Хуртиг, отступивший на несколько шагов, стоял теперь, прислонясь к бетонной стене и сунув руки в карманы, и смотрел в пол. Жанетт заметила, как у него подрагивает челюсть, словно помощник что-то жует, и пожалела его. Командир снова обернулся, услышав, что дверь закрылась, выдохнул и тыльной стороной ладони провел рукой по лбу, но ничего не сказал.
Когда прибыли эксперты во главе с Иво Андричем, Жанетт с Хуртигом с печальным состраданием поглядели на молодые неиспорченные лица. Хотя на долю ассистентов выпал только холл музея Дюрера, с вырезками из газет, старыми игрушками и клейкими листочками, ребятам предстояло увидеть и нечто без названия, находящееся в сушильне.
Взяв пластиковые перчатки, Жанетт с Хуртигом предприняли первичный осмотр дикого количества самых разных бумаг и через некоторое время пришли к молчаливому согласию не обсуждать увиденное в той комнате. Иво Андрич в свое время все им объяснит. Этого достаточно.
София снова оказалась права, думала Жанетт. Ретроспективная выставка на тему кастрации, потерянной сексуальной принадлежности. Почему нет?
После сидения за компьютером в Салоне Жанетт ощущала тяжелую усталость и теперь заставляла себя искать хоть какие-то проблески. Одним из них была надежда, что Ульрика Вендин жива, – эта мысль придавала Жанетт сил.
Они сфотографировали увиденное и составили приблизительную опись. Более подробное исследование будут делать позже и не они, а вот не забыть первое впечатление им с Хуртигом очень поможет – когда еще есть взгляд на целое, увиденное относительно без помех.
Главной категорией при первой оценке им показались вырезки из газет и журналов, фотографии, всё, написанное от руки – от коротких записок до длинных писем, а также артефакты, главным образом игрушки. Еще одна категория – копии статей и вырезки из книг. Систематизирование осложнялось тем, что часто невозможно было понять, что тут личное, а что – документирование преступлений.
Бутылки и банки на полке в комнате, конечно, окажутся на столе у криминалистов, и Жанетт едва удостоила их взглядом. Она и так догадывалась об их содержимом. Формалин, формальдегид и подобные жидкости, а также препараты, предназначенные для бальзамирования.
Не трогали они с Хуртигом и собачьи клетки, и маленький сток в полу, хоть время от времени и поглядывали на них.
Работа двигалась быстро. Жанетт с Хуртигом старались дистанцироваться от того, что видят. Может быть, поэтому Хуртиг едва среагировал, когда нашел иллюстрированный список инструментов для бальзамирования и узнал предметы, найденные в
Они нашли несколько газетных статей, в которых шла речь о трех мальчиках – с Турильдсплан, из Данвикстулля и со Свартшёландет. Статей о четвертом мальчике, найденном несколько дней назад в Норра-Хаммарбюхамнен, кажется, не было, по крайней мере при беглом осмотре.
Поражало огромное количество вырезок из советских и украинских газет. Трудно было сказать, о чем эти статьи, – ни Жанетт, ни Хуртиг не читали кириллицу, а статьи были без иллюстраций. Около сотни статей и заметок покороче, даты – с начала шестидесятых до самых недавних, лета 2008 года. Статьи следовало отсканировать и отправить Ивану Ловинскому из украинского Интерпола.
Жанетт довольно скоро решила прервать каталогизацию, и Хуртиг с ней согласился. На сегодня с них достаточно, а общее представление они составят позже.
Но есть еще кое-что, подумала Жанетт.
Встав перед шкафчиком с обезьянками, она принялась изучать фотографию на стене. На фотографии было что-то знакомое. Жанетт напрягла память. На фотографии определенно был тот же человек, что и в фильмах из полицейского архива. С очень большой степенью вероятности на фотографии был Вигго Дюрер, сидящий на веранде перед домом. Место тоже казалось знакомым.
Жанетт сняла фотографию со стены. Сев на пол, она посмотрела на Хуртига взглядом, как ей показалось, воспаленным и мутным.
– Нет желания поехать назад, в управление? – спросила она.
– Если честно, нет.
– У меня тоже. Но и домой не тянет. Не хочу сидеть одна вечером, и, если совсем честно, я даже Софию не могу видеть. Единственный человек, рядом с которым я сейчас могу быть, это ты.
– Я? – Хуртиг почти смутился.
– Да-да. Ты.
– У меня тоже нет желания оставаться сегодня одному. – Он улыбнулся. – Сначала Государственное управление, потом это вот все…
Жанетт вдруг почувствовала себя по-новому близкой к Хуртигу. Они вместе провели день в аду.
– Переночуем на работе, – вырвалось у нее. – Что скажешь? Купим пива и просто расслабимся, а? Наплюем на все, даже говорить обо всем этом не будем. Забудем обо всем на один чертов вечер.
– Ладно. Почему бы и нет? – Хуртиг приглушенно рассмеялся.
– Отлично. Но прежде чем отпуск начнется, надо позвонить фон Квисту. Пусть, черт меня дери, берется за работу, больной или здоровый. Пора объявлять Дюрера уже в государственный розыск, к тому же мне нужно проверить вот эту картинку. – И она показала Хуртигу фотографию, которую только что сняла со стены.
Квартал Крунуберг
Звонок из преисподней настиг прокурора Кеннета фон Квиста, когда он стоял с бокалом шампанского в руке у дверей ресторана, беседуя с одной дамой из полицейского начальства о важности своевременной подрезки пеларгоний.
Прокурор ничего не знал о растениях, но за долгие годы научился вести диалог, сначала задавая вопросы, а потом используя полученную информацию и формулируя общепризнанные и не вызывающие противоречий утверждения. Кое-кто считал такую беседу банальщиной, но фон Квист ценил свои светские таланты.