Подсластить победы горечь

Иванова Татьяна Всеволодовна

— Таубен еще вчера требовал разрешения, — тихо сказал дон Цезар на ухо Фенелле своим хрипловатым голосом, — на участие в турнире. Ему отказал распорядитель, справедливо указав, что прогрессор не рыцарь.

— Он хорошо владеет мечом? — нервно спросила Фенелла.

— Лучше всех нас, — мрачно ответил принц Гай, уже также оказавшийся в круге зрителей, расступившихся, чтобы освободить место для поединка.

Дону Альвесу заменили меч, он бросил встревоженный взгляд на Лианду и встал напротив прогрессора, мельком окинувшего взглядом выбранную другим королеву турнира. Насте с ее высокого

трона было все отлично видно. Точно так, как и королю, сидевшему рядом с ней с окаменевшим лицом.

Оба противника выхватили мечи одновременно. Приветственно прозвенела сталь меча дона Альвеса, одного из лучших клинков, выкованных Сидом Оканнерой, по собственному признанию оружейника. Тихий грозный звон сопроводил начавшийся поединок.

— Таубен сознательно замедлил темп, — еле слышно сказал Фенелле дон Цезар. — Привыкает к необычно гибкому мечу противника, но как только привыкнет… Да, плохо дело, прогрессор действительно силен. И меч у него неплохой.

Фенелла, не помня себя, прижала ладони к щекам. Но дон Альвес не хуже командира охраны короля понимал, что качество его меча — его единственное преимущество. И вместо того, чтобы отвести в сторону последний удар из серии, рыцарь направил свой клинок в основание меча противника. Сталь хрустнула, не ожидавший этого Таубен пошатнулся. И дон Альвес ударил ему прямо в сердце.

Это был рассчитано смертельный удар. Но прогрессор невероятным образом увернулся и отвел клинок… рукой. Рукой, вооруженной только рукоятью меча, потому что, стальное лезвие отломилось и скользнуло ему под ноги. Таубен поскользнулся и упал, сгруппировавшись для дальнейшей драки. Он тоже понял, как близка смерть.

Но дон Альвес скрипнул зубами и опустил меч. Не мог заставить себя, добить лежащего противника.

— Достаточно! — рявкнул король, уже оказавшийся рядом. — Донна Лианда, вас ждет моя карета. Мои пажи проводят вас немедленно.

Таубен медленно встал, растрепанный, окровавленный, как всегда страшный.

— Альвес, — с тихой яростью продолжил Боэланд, — ты идеален во всем. Но слишком предсказуем!

— Увы, мой король, — мрачно ответил рыцарь. — Если бы он не поскользнулся, я бы его убил. Человек, настолько мерзко говорящий о женщине, носящей ребенка во чреве, недостоин жить.

— Многие из живущих этого не достойны! — все так же еле слышно, но яростно парировал король. — Но голову терять не надо! Это эмиссар прогрессоров. Он неприкосновенен. Ты меня услышал?!

— Да, ваше величество, — рыцарь склонил голову.

— Сеньор Таубен, — король повернулся к прогрессору, — с минуты на минуту здесь будут прогрессоры Айвена Рудича. Вам помогут.

— Вот что меня удивляет, — все с той же презрительной усмешкой, которая кривила его губы до начала поединка, заговорил эмиссар. — Куда смотрит ваша церковь? У Карседы колдовской меч. На нем не осталось ни зазубрины.

— Ну уж и колдовской, — хрипловато протянул дон Цезар. — Обычная поющая сталь. Встречается, правда, редко. Куда реже, чем суеверные прогрессоры.

* * *

В больнице было шумно.

— Учитель, Петрик нас всех предал, — возмущенно выкрикнул один из учеников. — Он собирается жениться.

— Мои поздравления, —

хмыкнул Айвен, оглядывая невысокого, напряженного Петрика. — Причем здесь предательство, дурни? Петрик уже сейчас может открыть практику и содержать семью. Я с радостью помогу. Приведешь невесту, познакомить, а?

— Но учитель…

— Что? — с интересом спросил Айвен.

— Вы же… Разве у нас не монашеский орден?

У прогрессора отвисла челюсть. В буквальном смысле слова. Настя рядом с Фенеллой невольно хихикнула.

— Нет, — ответил Айвен через минуту ошеломленного молчания. — У нас совсем не монашеский орден. Думаю, что сам когда-нибудь женюсь. Как там… Ректор академии всегда женится на своей студентке.

— На студент… ке? — с неверием переспросил кто-то из учеников.

— Да. На ученице, — разъяснил учитель особо непонятливым, не осознавая, что эти слова каждый выпуск его учеников будет передавать следующему. — Нам позарез нужна кафедра акушерства и гинекологии. Остарии жизненно необходимы образованные акушерки. Смертность среди рожающих женщин реально запредельная.

— Но Айвен, — вмешалась Диана, этой ночью прилетевшая в столицу и прибывшая в госпиталь, чтобы узнать, что произошло на турнире, — почему у нас до сих пор нет этой кафедры?

Айвен задумчиво почесал нос, оценивающе оглядел эмиссара прогрессоров.

— Понимаешь ли, Диана, во главе такой кафедры в остарийской академии должна стоять женщина, а не мужчина, поверь на слово. И реально трудно найти среди медиков женщину, соответствующую моим требованиям.

— ?!

— Она должна быть специалистом, раз. Два — должна обладать достаточно гибкой психикой, чтобы идти на компромисс и учитывать местные традиции лечения. Три — она не должна говорить остарийским девушкам и женщинам, что регулярный секс необходим для здоровья женщины, что личность партнера при этом не так важна, главное — вовремя предохраниться от нежелательной беременности, и т. д.

— А мы такое говорим? — густо покраснела Диана. — Но тогда остарийцы должны считать женщин-прогрессоров… э-э-э…

— Да. Представительницами древнейшей профессии. Именно ими они наших женщин и считают. Вот отсюда и все мои сложности с кафедрой гинекологии. Это я молчу о наших устойчивых попытках, научить остариек делать аборты. Такие идеи тоже на корню подкашивают идею о кафедре акушерства. Но я не перестал мечтать о той великой женщине, которая реально докажет местным, что мы можем им помочь.

Диана, багровая от стыда, молчала.

— Да что тут у вас в Остарии, черт возьми, происходит? — прозвучал в тишине холодный голос Генриха Таубена. Эмиссар прогрессоров Борифата, свежий, с залеченными порезами, не спеша спустился по широкой лестнице в холл, оглядывая присутствующих, небольшими, но выразительными, ледяными глазами.

Айвен подал знак ученикам, те выскочили за дверь пластиковой перегородки. Фенелле тоже бы надо было выйти, но не зря в ее психологической характеристике первым номером стояло любопытство. Она осталась сидеть на белоснежном сидении. Разговор шел на языке прогрессоров, а Таубен до сих пор наивно думал, что остарийцы его не понимают. Ну и к тому же считал местную принцессу пустым местом.