Подсолнух
Шрифт:
– Вообще, уборку мы делаем раз в неделю, по дежурствам, – продолжала обучать Адлия. – Естественно, если что-то случается, что-то проливается или разбивается, надо убирать сразу, а не ждать очередной уборки. Раз в полгода делаем генеральную. Пыль во всех сусеках протираем, все шкафы и мебель моем, окна. Я тебе это потом покажу, когда черед придет.
Адлия подошла к крайнему узкому шкафу и вытащила оттуда ведро со шваброй. В ванной она наполнила ведро водой на половину и начала учить, как правильно выжимать тряпку, как мыть шваброй пол, в какие закоулки заглядывать. На кухне, пока все это делала она, Татьяна не испытывала особого отвращения. Но, когда они вышли в коридор, и ей пришлось делать все самой, а Адлия просто наблюдала, она начала замечать множество неприятной
Впервые придя убираться в туалет, Татьяна не знала, с чего начать. Туалет не был таким грязным, какими порой бывали туалеты в общественных местах наподобие крупных торговых центров, но мыть унитаз после кого-то, да еще и разных людей, ей было противно. Она боялась даже заглянуть под крышку, как будто из сливного отверстия на нее набросился бы страшный обелиск, полностью состоящий из грязи. Даже резиновые перчатки не казались ей надежной защитой от полчища микробов, что водились под ободком. Адлия терпеливо и по несколько раз объяснила ей, как, что, чем и в каком порядке мыть, но Татьяна все равно терялась. Она с отвращением брала моющее средство, с еще большим отвращением поднимала ершик из держателя и, морщась, отворачиваясь и боясь дышать, неуклюже двигала щеткой по стенкам унитаза. Адлия внимательно следила за ней, стараясь скрыть улыбку. Потом девушка слила воду, и унитаз заблестел. Результат был виден на лицо. Сделав это один раз самостоятельно, Татьяна почувствовала облегчение. Она была жива, микробы ее не съели и обелиск из унитаза не выскочил. Жизнь продолжалась.
Оказалось, уборку можно пережить и перетерпеть. Зато не надо было каждый день думать о том, где ночевать. Для комфортного сна Татьяна купила накладки для глаз, безупречно затеняющие солнечный свет. И жизнь показалась совсем налаженной. Только денег все еще не хватало.
В среду днем ей позвонила Лада и пригласила вечером опять выступать с ними, только теперь не на Арбате, а на какой-то площади.
Во второй раз Татьяна волновалась меньше, но сердце все равно прыгало. Они встретились без Арины. Лада с Юрой стояли возле кофейной будки, держа в руках белые картонные стаканчики с черными крышками. Лада что-то воодушевленно рассказывала, а Юра внимательно ее слушал с едва заметными искорками обожания в глазах. Татьяне пришлось громко кашлянуть, чтобы ее заметили.
– О, привет! – тут же отреагировала девчонка и замахала стаканчиком.
Капелька молочного кофе выплеснулась на поверхность крышки. Лада захлебнула ее и сделала глоток. Юра просто кивнул и улыбнулся, а стаканчик выбросил в рядом стоящую круглую урну.
– Сегодня тоже по «Уличному артисту» выступаем? – спросила Татьяна на всякий случай, потому что боялась проблем с документами, которых у нее не было.
– Разумеется, – ответила Лада. – Единственное свободное место едва нашли. Там уже на недели вперед все забито.
Все вместе они двинулись к центру площади, где им предстояло выступать.
– Конкуренция, – протянул Юра.
– Капитализм хренов. Хрен этот капитал с такой конкуренцией заработаешь, – ворчала Лада.
Парень, хрюкнув, усмехнулся. Татьяна улыбнулась. Она всегда была уверена, что, как представителю богемной профессии, о низком, в том числе о деньгах, ей не придется задумываться. Ее делом было искусство. Но, как оказалось, жизнь резко меняла направления. И теперь капитал, конкуренция и безработица стали насущными вопросами,
– Вообще, конкуренция – вещь крайне не справедливая, если у всех неравные изначальные обстоятельства, – с умным видом ворчала Лада. – Вот мне, например, в школе задают кучу домашних заданий, а еще у меня есть факультативы и музыкалка. У меня даже летом куча курсов по всяким языкам и репетиторы по основным предметам. Да и отдохнуть тоже хочется. У меня нет времени часами торчать на сайте администрации города и выискивать свободные площадки! К тому же график такой плотный, что из него трудно извлечь свободный день, когда я могу выступать. Эта программа рассчитана на раздолбаев, которые сутками нихера не делают и потом, как попрошайки, бесталанно исполняют чужие песни. Зато зарабатывают. Просто потому что у других нет возможности эту площадку занять. Это же не значит, что мы фуфло толкаем. Скорее фуфло толкают они. А мы даже добраться до слушателя не можем и предложить ему наш товар. Хотя он лучше. Какая нахрен конкуренция тут!
Лада начала выдвигать множество других аргументов против капиталистической модели экономики, противопоставляя ей все остальные, придуманные человечеством, в общем, не разделяя на те или иные ответвления, как будто мир действительно был устроен просто: либо капиталистически, либо нет. Из своих весьма скудных академических познаний Татьяна помнила, что моделей экономики гораздо больше, чем две, но Лада все равно показалась, на Татьянин ненаучный взгляд, весьма подкованный в этой области. Это она объяснила тем, что учится в школе с экономическим уклоном и будет поступать на экономиста по совету любимой учительницы, хотя и мечтает стать рэп-дивой.
– Именно рэп-дивой? – переспросила Татьяна, потому что две эти вещи не совсем укладывались в ее понимании друг на друга.
– Да, – горделиво мотнула головой девчонка. – А что тебя смущает?
– Да нет, – отвернулась та, скрывая улыбку. – Зачем тогда тебе экономика?
– Денежки свои считать, когда разбогатею, – ухмыльнулась Лада.
Все дружно посмеялись и затихли на пару минут. Каждый задумался о нелегкости бытия, полагала Татьяна, потому что она думала именно об этом.
– На самом деле, учителя говорят, должна быть какая-то опора в жизни, – продолжила Лада спустя две минуты, когда они пришли на место. – Типа, творчеством не факт, что заработаешь. А даже, если заработаешь, то можно так же быстро разориться и кануть в лету. Поэтому должно быть что-то еще, что бы кормило. Я просто думаю, экономика – наименее отвратная вещь из всех наук, которой я более-менее могу заниматься.
– А мама твоя что говорит? – спросила Татьяна.
– Да матери-то что. Ей просто насрать. Вон моим одноклассникам всем родители уже профессию выбрали, с институтом помогли определиться, репетиторов наняли для подготовки к экзаменам, а моя всегда говорит, выбирай сама и делай, что хочешь. Я всех репетиторов себе сама искала. И курсы все тоже. Тоже мне мать.
Девчонка недовольно надула губки и стала очень похожа на Арину. Татьяна невольно умильнулась этому.
– А я согласен с твоей матерью, – возразил Юра, доставая из чехла ноутбук. – Тебе же жить. В таких вопросах надо на себя только и полагаться, а не на училок или родоков.
Парень потряс тощей рукой ноутбук, чтобы сбросить с него чехол, который не хотел сниматься, а потом посмотрел Ладе в глаза и сказал, как отрезал:
– Жить не научить.
Татьяне понравилась эта фраза, потому что отец всю ее сознательную жизнь именно это и пытался делать, но тщетно.
Пока ребята расставляли оборудование, танцовщица отправилась в ближайшее кафе. Переодеваться в туалете было крайне неудобно, особенно с присущей ей брезгливостью. Туалет оказался тесным, дурно пахнущим и без разделения на мужской и женский. Посетители кафе и не только активно им пользовались, из-за чего Татьяне около десяти минут пришлось ждать в очереди, а потом выкручиваться внутри узкой коробки, боясь прикоснуться ко всему вокруг. Но все-таки миссия не была столь невыполнимой, а других вариантов для переодевания на ум не пришло.