Подстава Симоны

Феникс Анита

– Симона, достань мясо из духовки!

Девушка, всё же оросив шею благовонной влагой, поднялась и направилась в кухню. От запахов, витавших там, рот наполнился слюной, а живот принялся урчать, словно она не ела целую вечность. В принципе, это являлось почти правдой. Пирожок и кофе в буфете института в обед были целую вечность назад, а по приходе с учёбы мама попросила её потерпеть до ужина, дабы не перебивать аппетит. Доставая руками в прихватках мясо, Симона едва сдерживалась, чтобы не откусить от одного из стейков. Но тот факт, что они ещё продолжали шкварчать на раскалённом противне, предостерегал о возможности ожога в результате такого поступка.

Ровно в восемь часов вечера, когда стол был полностью

сервирован на четыре персоны, мама в сногсшибательном синем платье и серьгами в тон успела ещё раз привести волосы в порядок, а Симона умудрилась стащить из нарезок со стола по паре кусочков сыра, колбасы и помидоров, в их дверь позвонили.

Мама, ещё разок глянув в зеркало и причмокнув губами с коралловой помадой, бросилась открывать, но, замерев на пороге, развернулась к идущей за ней дочери и шёпотом напомнила:

– Борис Антонович! Не забудь!

– Да помню, – так же шёпотом ответила девушка, поравнявшись с матерью.

В этот момент Симона почувствовала, что вообще-то завидует ей. Она бы тоже хотела вот так встречать кого-нибудь на ужин, ходить на свидания. Но с парнями почему-то совсем не складывалось.

– А как сына зовут? – опомнившись, добавила она, но мама уже развернулась и, щёлкнув замком, отворяла входную дверь.

На пороге Симона увидела статного, высокого мужчину с волевой нижней челюстью и аккуратной, ухоженной щетиной на ней. Виски тёмных волос слегка тронула седина, но это ничуть не уменьшало его привлекательности. Мужчина был одет в дорогой костюм, а в руках держал роскошный букет винно-красных роз. Симоне показалось, что она видела его раньше, но, возможно, она заблуждалась. Мужчина обезоруживающе улыбнулся рядом идеально ровных белых зубов и вручил букет маме, поцеловав её в щёку.

– А где М… – начала было она, заглядывая за спину Бориса Антоновича.

– Он забыл телефон в машине, сейчас должен подняться, – проходя в квартиру, но оставляя открытой дверь, ответил тот.

– А это Симона, – чтобы как-то заполнить повисшую паузу ожидания, расплываясь в улыбке и обнимая дочь за плечи свободной от огромного букета рукой, сказала мама.

Борис Антонович тут же перевёл взгляд на неё.

– Здравствуйте, – робко начала Симона, тоже улыбаясь, так естественно, как только могла, – очень рада с вами познак…

Договорить ей не дал звук открывающегося на этаже лифта, а секунду спустя на пороге появился молодой парень в тёмно-синих рубашке и брюках, держащий красную розу в руках.

– А вот и мой сын, – повторяя жест мамы Симоны и обнимая парня за плечи, начал Борис Антонович.

Но девушке не нужны были его слова, чтобы узнать имя молодого человека. Её мозг вообще потерял способность воспринимать какие-либо окружающие звуки. Она слушала только гулкие удары собственного сердца, потому что парень, стоящий сейчас перед ней, был Максимом! Тем самым Максимом, с которым она училась вместе и в которого была влюблена ещё с первого курса.

Глава 4

Когда «БМВ» отца притормозил у цветочного магазина, Макс не удержался и закатил глаза.

– Ещё цветы этим курицам покупать, – гневно прошептал он, когда отец открыл дверь и вышел из машины, а та плавно ползла, закрываясь за ним.

Максу сегодняшний ужин в компании с потенциальной мачехой и её дочкой был, мягко говоря, поперёк горла. Во-первых, потому что сегодня четверг, по четвергам Макс всегда ходил на тренировку в спортзал, а сегодня привычный распорядок нарушился. Во-вторых – и это была главная причина – он возненавидел Марину Сергеевну ещё до того, как с ней познакомился. И, несмотря на то, что в самой женщине ничего плохого по большому счёту не обнаруживалось, его антипатия крепла с каждым днём. Объяснялось это тем, что он винил её в разводе родителей. Отец, чёртов эгоист, выставил мать

практически на улицу. Она была домохозяйкой, работы не имела. И за неимением собственного жилья, кроме квартиры отца, которая была оформлена не на него, а потому в раздел имущества не входила, ей пришлось уехать жить к матери в деревню. Макс тоже бы с удовольствием отправился вместе с ней, но это означало бросить учёбу на архитектора, а профессия ему нравилась. Они с мамой созванивались по скайпу, но связь в деревне была неважная, и разговоры долго не длились. Отец стал таскать свою новую пассию к ним домой чуть ли не сразу после маминого отъезда. Макса это бесило, порой он мечтал придушить её, небуквально, конечно. Не раз придумывал способы саботировать свидания отца. Однажды он пригласил домой кучу друзей из университета и устроил попойку вселенского масштаба. Вспомнив лицо Марины Сергеевны, когда она вся такая светская зашла и увидела погром на кухне, состоящий на девяносто процентов из пустых банок пива и энергетика, Макс невольно ухмыльнулся. Но на память тут же пришёл нагоняй, полученный от отца, – и ухмылка тут же с лица пропала.

Последний как раз вышел из магазина и, держа в руках огромный букет красных и одну упругую белую розу на толстой ножке, направлялся к машине. Порывы вечерами ещё прохладного апрельского ветра трепали бело-синюю обёртку букета, пока отец открывал дверцу машины. Усевшись на водительское место, он тут же протянул сыну белую розу и грозно, почти угрожающе заявил:

– Подаришь её дочери Марины!

Макс взял шипованный цветок из рук отца.

– Не слышу ответа! Убирай букетище на заднее сиденье, – проговорил папа.

– Как скажешь, – буркнул Макс, отворачиваясь к окну и перехватывая сильно колющееся растение.

В этом был он весь. Постоянно хотел казаться на людях воплощением идеала, а с родным сыном обходился как с каким-то пажом. Но Максу было плевать, он не собирался никому ничего дарить, даже придумал план, как отделаться от дурацкого похода в гости, и лишь ждал момента, чтобы начать его воплощение.

В без пяти восемь их «БМВ» припарковался во дворе многоэтажного дома, и двое мужчин выбрались на успевший стать довольно морозным весенний воздух. Недовольно ёжась в лёгкой рубашке, Макс, борясь с желанием сломать чёртов цветок о коленку прямо сейчас, шёл за отцом, но у самой двери в подъезд вдруг воскликнул так натурально, как только мог:

– Пап, я телефон в машине забыл! Дай ключ, я сбегаю.

Мужчина остановился и недоверчиво посмотрел на сына, уже протягивавшего руку и ожидавшего получить пульт управления. Макс надеялся, что отец, привыкший быть пунктуальным до тошноты, не станет ждать, пока отпрыск сделает все дела, а просто отдаст ключ и начнёт подниматься без него. Макс же заведёт «БМВ» и свалит отсюда куда подальше. Нагоняя он не боялся: получать порцию тумаков, сдобренную криком, с самого детства привык. Но отец, словно прочитав его мысли, вместо того чтобы отдать ключ, пискнул пультом и, разворачиваясь на ходу, бросил:

– Забирай телефон и поднимайся, заблокирую машину из окна. Окна, благо, выходят во двор.

Последнюю фразу, как показалось Максиму, он произнёс с долей злорадства. Как только магнитная дверь подъезда скрыла проницательного родителя в темноте подъезда, Макс, гневно чертыхаясь, изо всей силы пнул урну, стоящую рядом с первой ступенькой. Та покатилась, расшвыривая содержимое во все стороны света. Делать нечего, придётся идти.

Уже поднимаясь на лифте, Макс ругал чёртову Марину Сергеевну и её чёртову дочь на чём свет стоит. Дочь женщины, разбившей его семью, он, само собой, ненавидел по умолчанию. Когда двери лифта распахнулись, в нос Максу ударил умопомрачительный запах еды. Источником, конечно же, была квартира с распахнутой настежь дверью, на пороге которой, озарившись своей коронной улыбкой, стоял его двуличный папаша.