Подставная фигура
Шрифт:
– Да...
– Ну ничего, им эти звонки зачтутся! – недобро оскалился Фокин. – Я весь их клубок размотаю, несмотря на высоких защитников!
– Так и надо. Если знаешь, что мотать. – Чуйков поднял рюмку. – Давай за нашу победу.
– Давай. И разбегаемся. Чего-то нехорошо на душе...
Майор вернулся домой на два часа позже обычного, чуть ноги не переломал в темном парадном – пробки, что ли, полетели...
Жены дома не было. Он оставил пакет с покупками в прихожей, не разуваясь, прошел в гостиную и включил автоответчик.
Майор выудил из бара бутылку дешевого бренди с сине-зеленой этикеткой. Время от времени он принимал стопку-другую на ночь для расслабления. А сегодняшний день дал много поводов расслабиться.
Сделав глоток, Фокин уселся за телефон, набрал номер фирмы «Веленгур» – торгово-закупочной компании с международными связями. Он сам устроил туда жену на оклад, втрое превышающий денежное содержание майора ФСБ. Чуйков считал, что зря. «У этих фирмачей симпатичные бабы не только за столом работают...» Верно. Он, правда, провел профилактику: прошелся по кабинетам, познакомился с Наташкиными сослуживцами, особо подозрительным руку пожал да в глаза выразительно заглянул. Должно было отбить охоту... И все равно в глубине души нет-нет да и шевелились подозрения.
Кабинеты не отвечали. Дежурный охранник заверил, что в офисе никого нет.
Фокин нашел записную книжку жены.
– Алло, Танюша? Ты мою супругу сегодня не видела?.. Да нет, ничего, просто...
– Лена? С Наташей не пересекалась? А чего голос такой веселый? Это хорошо, что есть причина... Ладно, давай...
Он позвонил в этот хренов фитнесс-клуб, хотя там сегодня явно не Наташкин день.
– Хорошо, понял вас.
Фокин посмотрел на часы. Восемь тридцать. Ничего не случилось. А почему на душе так темно и страшно?
– Здравствуйте, Галя, это Наташин муж. Вы не видели ее сегодня случайно? Она вам не звонила?
Потом – Нина.
Какие-то Стеша, Лора, Катя. Никто ничего не знает. Долистав книжку до буквы "я", Фокин отложил ее в сторону. «Высушим и по почте перешлем...»
Майор поставил бутылку на трюмо, глянул на себя в зеркало. Он там не помещался: метр девяносто в холке, маленькие, широко посаженные серые глаза, некрасивая, но мужественная репа, волевой рот. Тридцатипятилетний майор ФСБ, перспективный сотрудник... И вряд ли кто-то захочет сделаться его смертельным врагом...
Фокин не успел додумать: телефон вдруг зазвонил резко и пронзительно. Майор сорвал трубку с рычага.
– Да. Алло!
Треск и шипение, гул проезжающих машин. И кто-то дышит в трубку таксофона.
– Говорите! – рявкнул Фокин. Он уже знал, что сейчас услышит.
– А баба у тебя ништяк, слышь, да?.. – пробился сквозь помехи сипловатый блатной голос. – В бойлерной. Пошарь-ка в бойлерной на всякий случай, ага. Совсем обнаглел, козел, слышь, да? А за твою наглость баба расплатилась, ага. Дергай из Москвы, падаль, ага. А то и тебя так сделаем, слышь, да?
– Два ребра,
Фокин продолжал сверлить его глазами, возвышаясь молчаливым мрачным утесом – метр девяносто – посреди больничного холла.
– Что еще?
– Еще...
– Еще что?! – рыкнул он. Доктор пожал плечами.
– Не знаю. Мазки взяли. Когда биология будет готова, может, и прояснится... Это уже не по моей части.
Фокин плотно закрыл глаза. Он первый зашел в подвал и все видел. Для него все было ясно.
– Говорить с ней можно? Хирург замялся.
– Только следователю.
– Я и есть следователь!
Отодвинув врача корпусом, он протиснулся в обшарпанную дверь. Палата была большая, коек на двенадцать. Стоны, бред, острые запахи лекарств и человеческой боли.
Жена лежала у стены, невероятно бледная и потускневшая – подбитая райская птица, оплетенная какими-то уродливыми трубками, шею обхватывает высокий гипсовый воротник («Что-то с шеей, а этот коновал ничего не сказал», – подумал Фокин), вокруг губ – синий венец кровоподтека. Или засоса?
– Наташ.
Он нашел ее руку под одеялом. Наташа открыла глаза. В них была пустота и ужас.
– Сколько их было? – спросил Фокин. – Ты рожи их запомнила?
Наташа смотрела перед собой. Губы дрожали.
– Не бойся. Я их на куски порву! Глаза снова закрылись. Фокин знал этот «синдром потерпевшего». Бегство от действительности, боли, стыда.
– Двое, – сдавленно произнесла она. – Сначала один, потом другой... Лиц не видела, было темно...
– А говорили что? – Вопросы задавал не убитый горем муж, а следователь. Или, скорее, мститель.
– Пугали. Говорили, чтоб уезжали. Вспомнили какого-то Татарина. И еще... Один сказал, что это не приказывали... Она зарыдала. Сначала тихо, потом все громче.
– Уедем отсюда... Сегодня же! Сейчас!!
Наташа кричала во весь голос, но получалось хрипло и тихо. Фокин развернулся. У двери немым укором стоял доктор.
– Сделайте укол, – приказал майор. – И переведите ее в нормальную палату. Где у вас главврач?
– Так почему ты пропадал целых шесть лет? Я спрашиваю, спрашиваю, а ты не отвечаешь...
Тонкие пальцы с острыми коготками прошлись по животу, скользнули ниже... Но Макс был опустошен до предела и ничего, кроме щекотки, не испытывал.
– Меня сбила машина, и я потерял память. В командировке, в Тиходонске... Лежал в психушке, потом работал на заводе... Понемногу пришел в себя и вернулся.
Маша фыркнула и убрала руку.
– Вот тебе раз! Ты же работал дипкурьером и ездил в Париж, Нью-Йорк, Амстердам... Как ты попал в этот зачуханный Тиходонск? Что это за командировка? Да и вообще... Странно как-то! Ты не хочешь сказать мне правду?