Подступы к «Неприступному»
Шрифт:
— Только путевых рабочих, господин штурмбанфюрер. Бог тому свидетель и вот еще господин начальник полиции. Мы это с ним вместе…
— Не совсем так, господин бургомистр, — оправдывается Дыбин. — Не совсем… Списки составляли вы лично, господин Куличев. А кого в них вписали, уж это на вашей совести. Вы всех их лично знали, потому как были при Советской власти дорожным мастером. А я только в эшелон их сажал…
— Да, правильно, списки составлял я. Но кто в них попал? Самые неквалифицированные дорожные
— А кого? — перебивает его Огинский. — Партизан, которые сразу же начали устраивать диверсия.
— Какие же диверсии, господин штурмбанфюрер? Не помню что-то…
— А вот я буду вам сейчас припоминать. Кто поезд подорвал на перегон Горелое — Мохово?
— Партизаны, господин штурмбанфюрер…
— И я говорю то же самое. Партизаны, которых вы набрал в дорожный рабочий. Ну, а ваше какое есть мнение, господин начальник полиция?
— Это очень даже возможно, господин штурмбанфюрер, — угодливо кивает рыжей головой Дыбин. — Они могли специально завербоваться, чтобы потом нам напакостить…
— Да ей-же-богу, господин штурмбанфюрер, не дорожные рабочие это, а партизаны. Я ведь лично каждого подбирал из самых надежных, хорошо мне известных. Да ведь я… да ведь мне… — Тут Куличев бросает тревожный взгляд на Огинского и просит: — Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, господин штурмбанфюрер. Пусть господин начальник полиции меня извинит, но я не имею права рассказать всего при нем.
Дыбин порывисто встал и вопросительно посмотрел на «штурмбанфюрера».
— Идите тоже погуляйт, — говорит ему Огинский. — Вам полезно немножко проветриваться. Ну-с, — поворачивается он к Куличеву, — мы теперь есть одни. Я слушаю вас.
— Вы знаете господина майора Вейцзеккера? — почти шепотом спрашивает бургомистр. — Это доверенное лицо господина рейхскомиссара и начальника тылового района группы армий «Центр»…
— А какой это имейт значение, знаю я или не знаю Вейцзеккера? — резко прерывает Куличева Огинский. — Я есть личный представитель гаулейтер Заукель, назначенного на пост главного уполномоченного по использованию рабочая сила самим фюрером. И вы не задавайт мне больше никаких вопросов, а извольте отвечайт на мои.
— Умоляю вас, господин штурмбанфюрер, выслушать меня до конца. Я тут, в Овражкове, доверенное лицо господина майора Вейцзеккера… Я бы мог позвонить ему, и он подтвердил бы все это, но господин майор Вейцзеккер категорически запретил мне связываться с ним по телефону. Я езжу к нему с устными докладами тайно не только от моих коллег и начальника местной полиции, но и от немецкой гражданской администрации нашего областного комиссара.
— Ну и что же у вас за секрет с этот Вейцзеккер? — иронически усмехаясь, спрашивает Огинский.
Невольно осмотревшись по сторонам и понизив голос до шепота,
— Господин майор Вейцзеккер поручил мне создать тут, в Овражкове, школу опытных железнодорожных диверсантов.
— Вам? — смеется Огинский. — Ну, знаете!..
— Да ей-же-богу, господин штурмбанфюрер! Везите меня в таком случае к господину Вейцзеккеру, он сам вам это подтвердит.
— Ну что ж, — после некоторого раздумья произносит Огинский, — это можно, пожалуй. Уж очень это есть неправдоподобство… Но если только…
— Нет, нет, господин штурмбанфюрер, все точно, как я говорю! Бог свидетель!
— А еще лучше, если вместо бог сам майор Вейцзеккер, — усмехается Огинский.
— Так давайте тогда поедем!..
— Да, придется. Собирайтесь.
— А чего мне собираться? Я готов!
— Ну, тогда пошли в машина. Господин Дыбин! — повышает голос Огинский.
Начальник полиции, видимо подслушивавший под дверью, торопливо входит в комнату.
— Слушаюсь, господин штурмбанфюрер, — замирает он перед Огинским по стойке «смирно».
— Вот что, господин Дыбин: мы сейчас будем поехать с господином Куличев к ваш окружной комиссар, а вы тут останетесь за господин бургомистр.
— Яволь! — ретиво восклицает Дыбин. — И не извольте беспокоиться, всё будет в полном порядке.
— Включай мотор, Ганс! — выйдя на улицу, по-немецки командует Азарову Огинский. — Прошу вас, господин бургомистр! — распахивает он заднюю дверцу машины перед Куличевым и садится с ним рядом.
— Счастливого пути, господин штурмбанфюрер! — приложив руку к козырьку фуражки, восклицает Дыбин, как только машина трогается.
— Лебэн зи воль, господин начальник полиция! — отвечает ему Огинский.
Исповедь Куличева
Некоторое время они едут молча. А когда машина выезжает за пределы Овражкова, Огинский спрашивает:
— Вейцзеккер, как я понимайт, доверил вам свой план, конечно, по секрет?
— Под строжайшим секретом, господин штурмбанфюрер, — признается Куличев.
— Почему же вы тогда их выбалтывайт?
— Так ведь вам…
— Нет, не только один мне. Не знайт вы разве, что господин Дыбин не будет упустить случай подслушать под дверь?
— Ваша правда… Виноват, господин штурмбанфюрер! Разволновался и совсем забыл об этой привычке начальника полиции. Уж очень обидно было, что вы мне не доверяете. Но это хорошо, что мы едем к господину майору Вейцзеккеру. Уж они-то знают, чего я стою, ибо доверили бы мне разве такое дело? И не только организацию диверсионной школы. Для этого нужно было еще одну операцию провернуть.
— Какую же?
— Поручили мне заслать провокатора в местный партизанский отряд. А я послал туда двух…