Подует ветер - 2
Шрифт:
Ходят слухи, что гремучка предупреждает о себе характерным треском. Бывает, что предупреждает, а бывает, что и нет.
В очередной куче камней было пусто и человек двинулся дальше. Все чаще под ногами стали попадаться норы грызунов, и это хорошо – значит, уже не очень долго ждать.
На его пути оказался очередной совсем маленький островок колючек.
И вот!
Он быстро отшагнул назад.
В двух метрах, изгибаясь синевато-серыми дугами, шипела змея. Раздвоенный язык стремительно вылетал и скрывался, неподвижные абсолютно черные без зрачков глаза впились в него в безумной злобе.
Враг не уходил, и ее ненавидящее рыльце с гадкими светлыми ноздрями пришло в постоянное движение. Вверх, вниз, в стороны, в такт с изгибами пружинистых, готовых к броску колец. Но человек спокойно наблюдал с опущенным стеком, оценивая врага. Он знал, где начинается граница боя, и был чуть дальше от нее. Он уже внимательно огляделся, потому что рядом с одной змеей может таиться другая – сюрприз из траурного разряда.
На этот раз все было спокойно, и человек, чуть покачавшись из стороны в сторону, вдруг резко шагнул вперед, и тут же мощное двухметровое тело бросилось ему навстречу!
Но, что-то случилось… пружинистые кольца потеряли друг друга, а в маленькой смертоносной голове на миг появился туман. Цель была рядом, но тело, лишившись опоры, не слушалось. Человек знал, что делал – змея налетела на выброшенный стек и поднятая наполовину в воздух беспомощно извивалась. Он тут же бросил ее на землю и, пользуясь короткими мгновениями растерянности, прижал крюком голову.
Хорошо, что с первого захода, уж очень крупный экземпляр. Теперь надо дать ей чуть побесноваться – пусть пар немного выйдет.
Прошла минута бешеных и бесполезных усилий… и вот, когда в неистовом безумстве мускулов почувствовался спад, человек перевел стек в левую руку, еще раз взглянул на незащищенную внутреннюю часть правой руки, потом стремительно нагнулся и точно вонзил большой палец в ямку между затылком и шеей с одной стороны, а указательный и средний – с другой. Еще через мгновение змея висела в воздухе, тщетно стараясь обвить его руку хвостом. Но ничего не получалось, и злобно раскрытая светло-розовая пасть была бессильна. Лишь в глубине маленьких черных глаз метались искры ненависти и страстное желание: убить! убить! убить!
Фрэнк и Энн сидели за столиком небольшого хорошо знакомого ресторанчика. За окнами сгущались сумерки и им в ответ, освещая прохожих, ярко загорелись уличные фонари.
– Знаешь, – немного подумав, сказала она, – наверно это не очень важно, но мне показалось, что отец странно отреагировал на твоего приятеля. По-моему, он не был искренен, когда сказал, что его не помнит.
– Да, – с досадой признался Гамильтон, – это я виноват, ляпнул от усталости. Просто лет двадцать назад здесь случилась одна очень скверная история.
– Когда мне было пять лет?
– Да, ты, конечно, об этом не знала… мать Гильберта повесилась. – Он помолчал, не будучи уверен, что стоит продолжать, но увидел в ответ тот самый взгляд больших серых глаз, которые посмотрели на него тогда, двадцать лет назад, посмотрели, чтобы понять.
Он подождал, пока официант отойдет от столика.
– Она была доброй, совершенно безобидной… может быть, не очень умной и немного расхлябанной… Но, во всяком случае, из тех людей, которые никому не переходят дорогу и не задумываются – как их оценивают другие. Странно сейчас об этом говорить, время меняется… тогда она завела приятеля.
– Тому, кто торгует, приходится во всем подчиняться публике, Фрэнк, – не очень уверенно сказала Энн, и Гамильтон, стараясь закончить тему, поспешно подтвердил – конечно, приходится.
Она хотела еще что-то сказать, но не успела; подвинув кресло к их столику, в него вдруг бухнулся крепкого сложения брюнет с привлекательной, хотя несколько конфетной и потасканной физиономией. Одет он был очень хорошо и даже чуть франтовато.
– Привет, ребята, привет! Фрэнк, дружище, ты ужинаешь с дамой, не снимая полицейской формы. Я понимаю это как намек другим мужчинам, что ухаживания за ней могут иметь серьезные последствия. Сразу тебя предупреждаю, старина, что это типичное превышение власти и завтра же я опубликую протест в своей газете. Ха-ха! Энн, девочка, ну неужели ты до сих пор не поняла, что сделала трагическую ошибку на том выпускном школьном празднике? Как можно было? При твоем-то уме! Но ошибку еще не поздно исправить. Я завтра зайду в офис поговорить о продлении вашей рекламы в газете, и давай сразу решим все остальное, а? Ну чего тянуть, и при чем здесь полиция – это дело сугубо гражданское.
– Слушай, Эдди, – ответила тут же Энн своим спокойным мелодичным голосом, – когда ты перестанешь быть нахалом? Ладно, можешь не отвечать, понятно – не скоро. Поэтому могу сообщить, что если официант успеет принести мне бифштекс до твоего ухода, ты первый попробуешь его на вкус.
– М-мм?.. А, кажется, я понял, что ты имеешь в виду. Ну ладно, пока! До завтра. – Однако, двинувшись прочь, он вдруг остановился и, сделав трагическую мину, с сокрушенным выражением произнес: – И все-таки ты о-очень ошиблась, когда подошла в тот день к нему, а не ко мне!
– Возможно, надо было подойти к кому-нибудь третьему.
Кажется, Гамильтон слегка поперхнулся, отпивая из бокала.
Солнце совсем опустилось за далекий пустынный горизонт, оставив земле лишь тоненький краешек, и человек направился назад, туда, где он оставил свою машину, припрятав ее за небольшим холмом, чтобы не видно было с дороги.
Охота прошла успешно – в мешке злобно и беспомощно возилась настоящая добыча. Вчера ему попадались только небольшие особи – почти змееныши, и он правильно сделал, что не стал с ними связываться. Вот теперь в его распоряжении настоящая сила и настоящий яд. Всегда надо преодолевать обстоятельства и идти на максимум!
А поначалу день не складывался и не сулил удачу, в особенности после этой дурацкой встречи с полицейским на дороге, когда тот негритенок, выкатя белки, вперился во внутренность его машины.
Конечно, проверка связана с розыском каких-то преступников, потому что прежде всего полицейский внимательно посмотрел ему в лицо, а потом потребовал открыть заднюю дверь в салон – искали людей, это ясно. Но все же событие неприятное. Надо теперь выезжать из города с другой стороны, чтобы, по крайней мере, не нарываться опять на этот пост.