Подвенечный саван
Шрифт:
– Это не твой отец, Володя.
– Да? Господи! Нет, конечно, это не он! Это же бред! Бред! – забормотал он, уткнулся лицом в ладони, замотал головой. – Бред! Я с самого начала знал, что это бред! Что это фальсификация!
– Что именно? – Саня схватил парня за плечо, дернул, развернул к себе лицом. – Что фальсификация?!
– Все его записки! Все, что он писал про инструкции, про Машу! Все липа!
– Чьи – его?!
Саня осатанел от предчувствия. Даже боль в затылке утихла, но начало тошнить от страха, что он сейчас мог услышать.
– Записки? Кто их писал, Володя?!
– Их писал
Глава 12
– Славик! Славочка! Они увели его!
Высокий голос Эльзы неприятно ударил по мембране, огромной горошиной прокатился по мозгам, заставил распахнуть дремлющие очи. Лукин со вздохом потянулся в кресле.
Надо же, он снова уснул прямо за рабочим столом. Стареет? Или слишком беззаботная жизнь? Сытая, вольготная, беззаботная жизнь! Он мечтал о такой к старости. До старости, правда, еще есть время, ему всего лишь пятьдесят пять лет, а такая жизнь уже наступила – сытая, вольготная, и могла бы быть и беззаботной, если бы не эта женщина! Она просто сводила его с ума! Она сводила на нет все усилия его долгих лет! Она лишала его покоя, заставляла нервничать, суетиться, что-то предпринимать. Даже мешала вечерней дреме за рабочим столом. Это неправильно! Это нехорошо!
Лукин снова потянулся, встряхнулся, поднялся на ноги, пошел по кабинету. Восемь шагов прямо, поворот налево, шесть шагов, еще раз налево, снова восемь шагов и еще шесть. Кабинет был небольшим, да. Но он не очень любил просторные помещения. Они его подавляли. Главное уют, меблировка, атмосфера покоя и тишины.
С этой женщиной это вряд ли возможно. Лукин досадливо поморщился, слушая ее плаксивое телефонное сообщение. Он не снял трубки, она говорила с автоответчиком. Он просто все слышал.
Эльза… Эльзочка…
Как мечтал он о ней в былые годы! Как завидовал Игнату, отхватившему такую утонченную белокурую красавицу! У него сводило в комок все нервы, когда он видел, как Игнат обнимает ее, целует ее рот, трогает грудь, играет сквозь ткань платья напрягшимися сосками. Стервец никогда не стеснялся Лукина. Он был кем? Правильно, семейным адвокатом. Служкой! Чего его стесняться? И Эльза не стеснялась ни тогда, ни потом, ни теперь.
– Славочка, с его девкой стряслась какая-то беда! – плакала на автоответчик Эльза.
Лукин мгновенно напрягся, сбился со счета на восьмишаговом отрезке, остановился, сунул руки в карманы домашней шелковой стеганой куртки.
– Все, что мне удалось подслушать, так это, что она в тяжелом состоянии где-то в больнице! – Эльза перевела дыхание. – Славочка, надо срочно узнать! Что с ней, с этой дрянью?! Мне страшно, милый! Очень страшно! Моего мальчика… Его увели! И его тоже!
Лукин на этом месте удовлетворенно улыбнулся.
– Я не могу допустить! Славочка, перезвони мне, как что-то узнаешь! Я молю тебя! Перезвони! А еще лучше приезжай!
Эльза отключилась. Лукин вернулся за стол. Перемотал сообщение на автоответчике и еще раз прослушал. Потом еще и еще раз. И чем больше он его слушал, тем больше оно ему нравилось. Особенно в том месте, где Эльзе было страшно за своего мальчика.
Он любил ее страх! Он делал Эльзу податливой, мягкой,
– Я же твой мужчина, Эльза! – пытался он возмущаться, когда она особенно была требовательна в своих претензиях и непозволительно повышала на него голос. – Ты же говорила, что любишь! Так же нельзя с любимым!
– Ты прежде всего мой адвокат, Лукин, – отзывалась она надменно. – Адвокат. Поверенный в делах. А все остальное – потом, потом, Славик…
Вот за эту ее надменность, которую она позволяла себе с ним, он ее и ненавидел. Очень давно! Целых десять лет! С тех самых пор, как не стало в их доме Игната. Он-то все мечтал прежде, думал, как будет, когда не будет Игната? Эльза съежится от беды. Эльза станет тут же искать твердое плечо, на которое можно было бы опереться. Эльза тут же спрячется за широкую спину и позволит тому, кто ее защитит, распоряжаться собою так же, как распоряжался ею Игнат. Так же тискать, когда захочется, мять ее грудь, щекотать соски сквозь ткань платья.
Ан нет! Не тут-то было! Он сразу же схлопотал по лицу, хотя и успел уже переспать с нею не раз.
– Ты что себе позволяешь, поверенный в делах?! – взорвалась она, когда он попытался белым днем, в кабинете Игната, залезть к ней под платье.
– Эльзочка, ты чего? – Лукин тогда прижал ладонь к полыхающему от пощечины и обиды лицу, уставился на нее как на дуру. – Мы же с тобой сегодня ночью…
– Сейчас день! – парировала она и глянула на него с такой небесной высоты, что ему тут же захотелось бежать от нее прочь и никогда не возвращаться. – Могут войти дети!
Детей дома не было, и быть не могло. Настя училась. Володя тоже.
– И пусть войдут, – улыбнулся он ей тогда с вызовом. – Пусть знают, что мы с тобой…
– Нас с тобой нет, Лукин! – почти выплюнула она, и он уловил в ее словах презрение к собственной персоне. – Нас с тобой нет и быть не может! И то, что было позволительно Игнату, никогда не будет позволено тебе. Знай свое место!
От обиды он тогда лишился дара речи. Молча собрал документы, которые они просматривали, и уехал к себе. И уже дома, в тиши своего кабинета – восемь на шесть шагов – он принял решение.
Хватит! Хватит работать честно! Так он работал на Игната – честно и почти бескорыстно. Тот процент, что ему приплачивал Игнат помимо зарплаты, был жалким пособием, не позволяющим Лукину быть нищим.
Все изменилось! Он больше не адвокат Игната, которого он страшно боялся. И уйти не мог, и обмануть не осмелился бы. Он теперь свободный почти человек. Он теперь трахает жену Игната, и что бы она о себе там ни думала, он ее… трахает!
Он принял решение. И начал понемногу воплощать его в действие. Он методично шаг за шагом избавлял норовистую бабу от ее денег. Он приводил в их дом кредиторов, многие из которых просто-напросто были фальшивкой. Он проворачивал за ее изящной спиной сделки. Он богател на глазах. Он матерел. Она нищала. Но, блин, так и не избавилась от своих непомерных амбиций.