Подвеска пирата

Гладкий Виталий Дмитриевич

– Капризы фортуны, любезный мой Голштинец, ничего не поделаешь. Но я правда рад нашей встрече. То количество талеров, что мне отсыплет король за такого знатного головореза, как ты, перевешивает все обиды. Лейтенант! Всех датчан, оставшихся в живых, бросить в трюм. Потом разберемся кого куда. А этих двоих, – поляк указал на Карстена Роде и боцмана, – связать и под особую охрану. Смотреть за ними в оба!

– Жаль… – бросил Карстен Роде.

– Ты о чем? – собравшийся уходить Ендрих Асмус обернулся.

– Жаль, что я так и не добрался до тебя.

Капер коротко хохотнул и ответил:

– Теперь тебе будет о чем размышлять и сожалеть в каземате перед тем, как задергаешься на виселице.

Карстен

Роде лишь остро прищурился в ответ. В этот момент он решал немаловажную проблему – бросить небольшой, хорошо сбалансированный нож, спрятанный под одеждой, в Ендриха Асмуса или повременить с отмщением? Пока Голштинец колебался, капитана каперов закрыли спины его матросов, и благоприятный момент был упущен. Карстен Роде выругался сквозь зубы и подумал: «Дьявол! Если уж не везет, так до самого гроба».

Спустя пару часов в точке, где сошлись две небольшие флотилии, – капитана Карстена Роде и польского капера Ендриха Асмуса – ничто не напоминало о недавнем сражении. Свинцово-серая балтийская волна унесла обломки бушприта и прочие мелочи в неизвестном направлении. Туда же последовали и каперы. По крайней мере Голштинец так и не смог определить курс флагманского когга, хотя и его, и боцмана, как особо ценных персон, заперли в тесной каюте с крохотным иллюминатором, через который мог пролезть разве что корабельный кот. Похоже, помещение предназначалось для весьма желанного пиратами приза – девиц, потому что воздух в нем густо пах парфюмом, а на низком дощатом топчане лежала небрежно скомканная кружевная накидка. О судьбе ее хозяйки легко было догадаться…

Наступила ночь. Клаус Тоде уже сладко похрапывал, когда Карстен Роде сильным толчком в плечо разбудил его. Боцман мог спать в любом положении и состоянии. Его совсем не смущало, что по наказу предусмотрительного Ендриха Асмуса их спеленали веревками как младенцев и теперь они напоминали гусеничные коконы. А вот тщательно обыскать пленников не удосужились – все были в радостном предвкушении оценки пиратской добычи (от этого зависели их премиальные) и попойки, предстоящей после столь удачной баталии. Карстен Роде едва дождался, пока закончится пьяный кутеж на борту когга и каперы расползутся по койкам.

– А, что?! – подхватился боцман.

– Тише! – прошипел капитан. – Слушай меня внимательно. У меня под одеждой спрятан нож. Я сейчас повернусь на бок, а ты достань его.

– Как? У меня ведь руки связаны и к телу примотаны.

– Да хоть зубами! – рассердился капитан.

– Понял…

Боцман провозился добрых полчаса, пока нож наконец не очутился в его по-волчьи крепких и крупных зубах.

– Режь мои веревки, – облегченно вздохнул Карстен Роде.

– М-м… – невразумительно промычал боцман и принялся пилить узлы на теле капитана.

Процесс получился долгим, но в конце концов Клаус Тоде, хоть и сильно поранил губы, все же с делом справился. Карстен Роде немного подождал, пока не восстановилось кровообращение в занемевших руках, а затем освободил от веревок и боцмана.

– Что дальше? – шепотом спросил изрядно приободрившийся Клаус Тоде.

– Для начала нужно покинуть каюту… и как можно тише. Это я беру на себя.

Когда их вели в это узилище, Карстен Роде успел заметить, как запиралось помещение. Оно находилось на баке [35] , и прежде в нем, скорее всего, хранился различный судовой инвентарь, которым заведовал боцман. Потом кладовку переоборудовали под каюту для пленниц, но «замок» остался прежним – хлипкий деревянный засов. Капитан понимал, почему особо важных персон Ендрих Асмус не стал бросать в трюм «Короны». Наверное, он уже был набит награбленным добром почти под завязку, и в тех

уголках, какие еще остались незаполненными, можно было легко дать дуба, что вовсе не входило в планы капера. Судьба остальных матросов пинка его мало интересовала. Выживут – пусть их, нет – на корм рыбам.

35

Бак – надстройка в носовой части палубы, доходящая до форштевня. Бак называют также и всю переднюю часть палубы.

Карстен Роде осторожно просунул лезвие в щель между дверным полотном и самой коробкой. И начал по миллиметру сдвигать засов. Когда наконец дело было сделано, капитан взмок от пота – так он сильно волновался.

И зря. Два стража сидели, прислонившись спинами к борту, и спали мертвецким сном. Наверное, они тоже, как и их товарищи, изрядно угостились доброй выпивкой, несмотря на строгий наказ капитана пребывать в полной трезвости и стеречь пленников гораздо лучше, чем свои загубленные морским разбоем души.

Тихо закрыв дверь и вернув засов на прежнее место, Карстен Роде первым делом осмотрелся. Стояла белая северная ночь, а в ее призрачном свечении хорошо просматривался пинк «Двенадцать апостолов» с зарифленными парусами – когг тащил его на буксире. Судя по тому, как судно Карстена Роде кидало из стороны в сторону, он понял, что за штурвалом или вообще никто не стоит, или матрос пьян в стельку.

Остальных кораблей Голштинец не увидел. Об их участи можно было лишь гадать. Скорее всего, каперы увели суда каравана в какую-нибудь тайную гавань среди шхер, где их разгрузят, а потом затопят, так как старые тихоходные посудины непригодны для пиратского промысла. Что станется с командами, об этом капитан старался не думать…

Клаус Тоде кивком головы указал в сторону сонных каперов и выразительным движением чиркнул большим пальцем по своему горлу. Роде отрицательно покрутил головой – это лишнее. Если побег окажется неудачным, их всего лишь вернут на прежнее место, в «амурную» каюту. Но если при этом они убьют своих стражей, тогда ничто и никто не удержит поляков от расправы над пленниками, даже капитан Ендрих Асмус.

Карстен Роде прихватил с собой лишь кутласс, валявшийся на палубе возле одного из спящих. Видимо, соня изо всех сил пытался сопротивляться морфею и держал клинок в руке, чтобы таким образом как-то взбодриться. Однако хлебное вино московитов [36] оказалось гораздо сильнее его воли и служебного рвения.

36

Хлебное вино – русская водка. Высшим сортом считалось «вино двойное», чрезвычайно крепкое.

Перебраться на «Двенадцать апостолов» не составило особого труда даже для грузного Клауса Тоде – судно вели на коротком поводке. Конечно, был риск, что их сможет заметить рулевой-поляк на пинке, но иного выхода просто не существовало. К тому же Карстен Роде полностью удостоверился, что его корабль отдан на милость волн, и первым перебрался на «Двенадцать апостолов».

Для этого ему, как и боцману, пришлось немного поползать по палубе, прячась за надстройками и разным барахлом, – чтобы не заметил матрос за штурвалом. (Вахтенного офицера «Короны» нигде не было видно; наверное, он, как и остальные пираты, уснул под винными парами.) Затем дело пошло гораздо быстрее: Клаус Тоде взял кусок тонкого, но прочного каната, которым был связан, накинул его на буксирный трос, вцепился руками за оба конца, и съехал на нос пинка как на салазках, благо бушприт «Двенадцати апостолов» находился ниже кормы когга.