Подвиг 1988 № 06 (Приложение к журналу «Сельская молодежь»)
Шрифт:
Как-то утром тропка, по которой они двигались, сузилась до предела. Тяжело дыша, прижимаясь к скалам, они с огромным трудом заставляли ослов делать шаг за шагом. Все они были чертовски плохо настроены. И при этой общей озлобленности Говард возьми и скажи:
— Да, ну и хороших же нахлебников я себе подыскал, выбрав вас, ничего не скажешь. Черт побери!
— Заткни пасть! — в ярости крикнул Доббс.
— Нахлебники что надо, — холодно, с издевкой повторил Говард.
У Куртина на языке вертелось злобное ругательство. Но прежде чем он успел дать залп, Говард сказал:
— Вы оба такие дураки, такие дураки набитые, что вам не дано увидеть миллионы,
Оба молодых, шедших впереди, остановились. Они не могли взять в толк, издевается над ними Говард или это у него после тягот последних дней припадок слабоумия.
А Говард глядел на них с улыбкой и совершенно спокойно, без видимого волнения, проговорил:
— Вы прогуливаетесь себе по живому, чистому, сияющему золоту и даже не замечаете этого. Я до конца моих дней буду ломать голову, с чего это мне вздумалось пойти на поиски золота с такими вонючими недоносками, как вы. Хотел бы я знать, за какие такие мои прегрешения я должен терпеть вас рядом.
Доббс и Куртин остановились. Они уставились себе под ноги, потом поглядели друг на друга, а потом на Говарда; по выражению их лиц нельзя было сказать точно, подумали они, что начинают понемногу трогаться умом, или считают, что это Говард свихнулся.
Старик нагнулся, покопался рукой в куче сухих песчинок и поднял пригоршню песка.
— Известно вам, что у меня в руке? — спросил он. И, не дожидаясь ответа, добавил: — Это платежное дерьмо, или, если вы меня не поняли, золотая пыль. И ее здесь столько, что нам всем троим не утащить ее на наших спинах.
— Дай посмотреть, — закричали оба сразу и заторопились к нему.
— Вам незачем идти ко мне! Вам стоит только нагнуться и поднять, вы увидите ее и почувствуете у себя на ладони.
Не веря ему, они подняли по пригоршне песка.
— Ну, увидеть вы, положим, ничего не увидите, гляделки у вас не те! Но по весу, наверное, ощутите, что к чему…
— Твоя правда! — воскликнул Доббс. — Теперь и я вижу! Можем прямо сейчас набить мешки и возвращаться восвояси.
— Это мы, конечно, можем, — сказал Говард и кивнул. — Но это для нас дело невыгодное. К чему нам волочь с собой пустой песок? Нам за него ни гроша не заплатят.
Усевшись на землю, Говард сказал:
— Сходите-ка принесите для начала пару ведер воды. Сделаем пробу на процентное содержание.
Тут-то и началась настоящая работа. Сперва поиски воды. А когда ее нашли, оказалось, что источник метров на сто пятьдесят ниже по склону и подтаскивать ее действительно придется ведрами. Стаскивать песок вниз и мыть прямо у воды — еще труднее, да и времени займет больше. Воду можно использовать по нескольку раз. Правда, с каждой промывкой она убывает, но достаточно возмещать эту убывающую величину. Если, наоборот, спускать вниз весь песок, то вполне может оказаться, что в двух битком набитых мешках окажется всего на грамм добра.
Они оборудовали лагерь, соорудили качающиеся станки с наклонными столами для стока песка и слепили резервуар для воды, который тщательно уплотнили известью и глиной, и потеря воды сделалась до того незначительной, что не заслуживала даже серьезного разговора. Две недели спустя они смогли перейти к производительному труду.
Да, это был труд! Тут не убавить, не прибавить. Они надрывались, как обезумевшие от страха каторжники. Днем было страшно жарко, а ночью ужасно холодно. Свой лагерь они разместили высоко в горах, в Сьерра-Мадре. Туда не было торной дороги, только тропинка для вьючных мулов и ослов до
— Так я не надсаживался никогда в жизни, — сказал Куртин однажды утром, когда Говард растолкал его еще до восхода солнца.
Но он все-таки поднялся, оседлал осла и приволок столько воды, сколько требовалось на целый день. Когда они потом все трое сидели и завтракали, Говард сказал:
— Иногда я всерьез задумываюсь вот над чем: что вы, вообще-то говоря, представляли себе под поисками и добычей золота, а? Я уверен, вы думали, что достаточно будет нагнуться и поднимать золотые самородки, которые валяются под ногами, как камни, потом набить ими свои мешки и разойтись по домам. Будь оно все так просто, золото и стоило бы не дороже гравия.
Доббс что-то пробурчал себе под нос, а несколько погодя сказал:
— Но должны же быть места, где оно погуще, где не надо столько надрываться, чтобы сбить унцию?
— Эти места есть, но встречаются так же редко, как и главный выигрыш в лотерее, — ответил старик. — Я бывал в таких местах, где жилы выходили прямо на поверхность и где парни выковыривали или выбивали киркой куски золота с орех величиной. Я видел, как кому-то удалось за день добыть три, четыре, восемь фунтов. А потом я видел, как на том же месте четверо мужчин из-за каких-то пяти фунтов мордовались до смерти три месяца подряд. Вы уж мне поверьте на слово: промывать богатый песок — самое верное дело. Работа тяжелая, но, отбыв на ней свои восемь-десять месяцев, можно потом положить в карман вполне приличную сумму. А если выдержишь лет пять, не будешь знать забот до конца дней своих. Чаще всего поле совершенно истощается уже через несколько месяцев, и приходится снова отправляться в путь на поиски другого, «молодого» поля.
Оба молодых да зеленых представляли себе золотоискательство делом куда более легким. С этой мыслью им предстояло прощаться ежедневно и ежечасно. Копать и копать с восхода и до захода солнца на дьявольской жаре. Потом насыпай и насыпай, наклоняй стол, и тряси, и просеивай. И повторяй все это по три, по четыре, по пять раз. И снова все на наклонные «сковороды», потому что вышел песок недостаточно чистым.
И так день за днем, без перерыва. Они не могли уже ни выпрямиться, ни лечь, ни сесть — так болела спина. Руки их превратились в когтистые лапы, пальцы больше не разгибались. Они не брились и не подстригали волосы. Для этого они слишком уставали, да и не придавали больше значения таким вещам. Когда рвались рубашки, они зашивали их лишь в том случае, если иначе они просто свалились бы с тела.
Воскресных дней не было; день отдыха, который они себе позволяли, требовался для того, чтобы кое-как поправить примитивные механизмы, искупаться, подстрелить пару птиц или горного козла, подыскать новое пастбище для ослов, спуститься в индейскую деревушку и купить там яйца, растертую кукурузу, кофейные зерна, табак, рис и бобы. Если удавалось заполучить все это, они были довольны. О муке, сале, белом сахаре и молоке в банках упоминалось только, когда один из них уезжал на целый день в ближайшую деревню, где иногда, но отнюдь не всегда можно было достать столь редкостные яства. А если во время такой экспедиции удавалось разжиться бутылкой «текильи», это приравнивалось к триумфальной победе.