Подвиг продолжается
Шрифт:
Бирюков залился краской до ушей, промолвил смущенно:
— Ну да, вы скажете! И долго мне еще в прятки играть? Сапоги совсем разбил!
— Сапоги что! — усмехнулся Георгий Максимович. — Для такой любви мы тебе новые выдадим. Ходи, Коля, пользуйся молодостью...
6
Осень вступила в свои права. Похолодало, рано вечерело. Но Бирюков по-прежнему мерил версты по дороге в Заплавное, провожал с вечеринок Наташу, подолгу выстаивал с ней в укромных местах. От всей этой
Обстановка требовала быстрее покончить с шайкой, пока не ушла она в другое место. И он не раз пытался навести девушку на соответствующий разговор, но тщетно.
Однажды он заторопился, сослался, что озяб.
— Пойду, глянь, темень какая, — сказал он, как бы оправдываясь перед Наташей. — Сегодня опять о Сеньке говорили ребята.
— Сенька? — переспросила она. — Был Сенька да сплыл...
Бирюков обомлел. «Неужели скрылся? Сколько труда — и все прахом!»
— Куда ж это он вдруг девался? — с видимым спокойствием спросил Бирюков, хотя в груди у него все трепетало.
— А убили его. Тут у нас, в Заплавном...
— Неужто убили? Кто же осмелился? Да ты-то откуда знаешь?
Девушка замялась, а Бирюков прикусил язык. Опять дурацкий вопрос!
— От ребят слыхала, — ответила она словами Николая.
Итак, в камере сидит именно Сенька! За неделю он ни словом не обмолвился о своих дружках. Знать, мол, не знаю, Прохор я, из-под Ростова, приезжал в Сталинград прицениться насчет хлеба.
Теперь все ясно. Значит, действует все та же шайка. И пользуются они домом Наташи.
Когда на стол начальника краевого оперативного отдела легло донесение от Бирюкова: «Жду в условленном месте в 10—11 часов вечера. Сигнал — песня «Там, вдали, за рекой...». Остальное беру на себя. Н.», Акинтьев немедленно начал подготовку к операции. И перед вечером к волжской переправе выехали на лошадях восемь оперативников.
...Веселье было в разгаре. Несколько раз Наташу просили спеть, но она отнекивалась. «Неужели сегодня не появятся? — забеспокоился Бирюков. — Наши, должно быть, уже в балке, ждут».
Парни и девчата стали расходиться. И вдруг Наташа подошла к гармонисту и весело попросила его:
— Сыграй любимую на прощание.
Гармонист кивнул, Наташа запела как-то особенно звонко:
Там вдали, за рекой, Уж погасли огни, В небе ясном заря загоралась...Бирюков, тихонько подпевая, взял девушку за локоть. Неожиданно он уловил конский топот. Услышала и Наташа. Она плотнее прижалась к Бирюкову, запела тише, словно про себя. Гармонист с силой сжал меха.
— На сегодня хватит. Устал я.
Бирюков с девушкой медленно прошли по селу, остановились у перекрестка.
— Уморилась я нынче, — сказала она. —
— Слушай, Наташенька, — преградил ей дорогу Бирюков. — Если я вернусь в село, пустишь переночевать хотя бы в сарай?
— Дурной. Ты все боишься. Если вернешься, постучи тихонько щеколдой три раза подряд, я выйду. До завтра!
Через несколько минут Бирюков был уже среди оперативников, спешившихся в балке.
— Операцией руководишь ты, — передал ему один из них. — Головой отвечаешь. Взять их нужно живьем.
— Двое пойдут со мной, — сказал Бирюков. — Остальные окружат дом, станут у каждого окна. Их в доме четверо...
Сквозь щель в ставне Бирюков увидел тускло освещенный керосиновой лампой стол. Вокруг четверти водки сидело четверо. Старик — хозяин дома, как сытый кот, жмурился с лежанки печи. Закуску подавала Наташа, весело болтая с гостями. Бирюкову показалось, что к бородачу, сидевшему в красном углу, все относились с особой почтительностью. И когда тот что-то крикнул, все разом подняли стаканы, чокнулись, выпили. Бородач истово перекрестился.
Выждав еще некоторое время, пока опустела четверть, Бирюков поднялся на крыльцо. Скрипнула дверь. Наташа, видимо, вышла в чулан за чем-то.
Дзинь, дзинь, дзинь — трижды звякнула щеколда.
— Кого принесло? — шепнула у двери девушка.
— Это я, Николай, — жарко выдохнул Бирюков, нащупывая в карманах куртки оба нагана. — Выдь на минуту.
Девушка выглянула, не переступая порога. Бирюков обхватил ее за шею и, плотно зажав рот, вытащил на крыльцо. Двое оперативников подхватили ее. Бирюков прокрался через сенцы, рванул на себя дверь горницы.
— Сидеть, гады! — крикнул он и одним прыжком оказался у стола.
И сразу же брызнуло стекло сбитой бородачом лампы. В темноте грохнул выстрел, пуля угодила в стену, прошуршала глина. Бирюков дважды выстрелил в темноту. Загремели табуретки, опрокинулся стол, зазвенело разбитое окно.
— Не робь, хлопцы! — рявкнул бородач звериным басом. — Одному вязы скрутим!
Бирюков тотчас же выстрелил на голос. В ответ хлопнуло сразу два выстрела. В комнате, как у кузнечного горна, запахло гарью. И вдруг темноту прорезали лучи карманных фонарей, вбежали оперативники. Возле опрокинутого стола лежал навзничь дюжий мужик в широких шароварах с лампасами. Рядом, зажав плечо, корчился от боли бородач. На печке зверовато затаился старик.
— Где те двое? — спросил Бирюков, указывая на обломки стекла в оконной раме.
— Лежат, как миленькие, в повозке...
...Из Заплавного выезжали на зорьке. На передней повозке сидели бородач и два его подручных, на второй покачивалось тело убитого. Наташа, дико озираясь, примостилась спереди рядом с отцом.
Бирюков ехал на своем Орлике. Он снял фуражку и, стряхивая известь, увидел чуть выше козырька рваную дырку. Пройдись пуля сантиметром ниже и... Но об этом не хотелось думать. Задание выполнено, операция удалась. А что фуражка!