Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)
Шрифт:
Что ж, раз решение было принято, мы хотели незамедлительно претворить его в жизнь, иначе можно было ожидать новой ссоры между нашими солдатами. Барт в сопровождении драгун поскакал к аббатству. Предварительно он сорвал с рукавов золотую шнуровку, стащил воротник и кушак с мундира. Теперь он выглядел как простой солдат. Барт объяснил своим людям, чем им предстоит заняться. Те не стали вздымать вверх руки с оружием или издавать воинственные вопли, как сделали бы на их месте французы, и выражение их бесстрастных чисто выбритых лиц наполнило меня уверенностью. Англичане расстегнули мундиры, запачкали ножны и шлемы. Сбруя висела на лошадях кое-как. Теперь они и впрямь походили на партию дезертиров, которые забыли об армейском порядке и дисциплине. В шесть часов утра они овладеют главными воротами аббатства,
Пока все шло по плану. В ночном небе низко висели облака. Накрапывал мелкий дождик. В такую погоду нас нелегко будет обнаружить. Я выставил постовых на расстоянии двести ярдов в каждом направлении. Часовые должны были уберечь нас от разного рода неожиданностей и не позволить крестьянам, которые могут наткнуться на нас, сообщить новость в аббатство. Оден и Папилет должны были дежурить по очереди, в то время как остальные отдыхали вместе с лошадьми в большом деревянном амбаре. Я обошел посты, удостоверился, что все в порядке, а затем вернулся в таверну, бросился на приготовленную мне хозяином кровать и провалился в глубокий сон.
Вам, безусловно, не раз приходилось слышать, что меня считают образцовым солдатом. Такую оценку давали не только друзья, но и старые вояки, которые принимали участие в тех же кампаниях, что и я. Но честность и скромность заставляют меня признаться, что это не совсем так. Некоторых способностей я напрочь лишен. Конечно, таковых не так и много. В великой армии императора не нашлось бы с десяток офицеров, которые смогли бы стать выше меня на лестнице к совершенству. Я не говорю о храбрости. Об этом лучше скажет тот, с кем я был в бою. Мне часто приходилось слышать, как солдаты у походных костров спорят: кто самый отчаянный смельчак в Великой армии. Некоторым по душе Мюрат, некоторым Лассаль, многие считали непревзойденным храбрецом Нея. Но когда мне задавали этот вопрос, я обычно пожимал плечами и улыбался. Было бы нескромно сказать, что в армии нет храбреца отчаянней, чем бригадир Жерар. Факт остается фактом: человек лучше всего знает самого себя. Но кроме храбрости солдату необходимы другие важные качества. Одно из них: солдат должен быть легок на подъем. А я с самого детства любил поспать. Именно этот недостаток и привел меня к катастрофе в ту ночь.
Было около двух ночи, когда я почувствовал удушье. Я попытался вскочить на ноги, но нечто держало меня и не давало пошевелиться. Мне оставалось лишь биться на месте, как стреноженной лошади. Мои лодыжки, колени и запястья были туго связаны. Лишь глаза были свободны. У изголовья кровати в тусклом свете португальской лампы я увидел аббата и хозяина таверны.
Вечером лицо хозяина выглядело просто глупым и испуганным. Сейчас надо мной нависла жестокая и злобная рожа. Никогда еще мне не приходилось видеть такого отвратительного мерзавца. В руке у него блестел длинный нож. Аббат же старался держаться с достоинством. Однако его монашеская сутана было распахнута, и из-под нее виднелся черный мундир с аксельбантами, как у английских офицеров. Он смотрел прямо на меня, опершись о спинку кровати, и молча смеялся, надавив на нее изо всех сил.
– Уверен, вы простите мое веселье, дорогой полковник, – сказал он. – Когда вы сообразили, что произошло, ваше лицо приобрело интересное выражение. Не сомневаюсь, что вы отличный солдат, но вряд ли вам по силам потягаться в хитрости с маршалом Миллефлером. Именно так ваши ребята прозвали меня. Вы, очевидно, недооценили меня, что доказывает отсутствие у вас достаточной проницательности. Разве что мой тупоголовый соотечественник, английский драгун, менее вас компетентен в серьезном деле.
Представьте, что я чувствовал, выслушивая эти высокомерные разглагольствования. Негодяй выражался в снисходительной цветистой манере. Очевидно, именно ей он был обязан своим прозвищем. Я ничего не отвечал, но они, должно быть, прочитали угрозу в моих глазах. Хозяин гостиницы шепнул что-то своему компаньону.
– Нет, нет, дорогой Шенье. Он намного более
Шенье самодовольно ухмыльнулся и потряс ножом. Меня же окатила волна презрения, когда я подумал, как низко способен опуститься солдат армии императора.
– Вы будете удивлены, когда узнаете, – произнес маршал своим учтивым тихим голосом, – что за обеими вашими колоннами следили с того самого момента, как вы покинули лагерь. Согласитесь, что мы с Шенье сыграли свои партии превосходно. Мы подготовились к вашему появлению в аббатстве, хотя надеялись заполучить эскадрон целиком вместо половины. Когда ворота захлопнутся за вашими друзьями, они обнаружат себя в весьма милом средневековом дворе, из которого нет выхода. Из бойниц в стенах на них будут направлены сотни мушкетов. Им придется выбирать: либо умереть на месте, либо сдаться. Между нами: я не имею ни малейшего сомнения, что они предпочтут смерти сдачу в плен. Но так как вы, безусловно, заинтересованы в происходящем, то предлагаю вам пройтись со мной. Думаю, что вы найдете в аббатстве своего титулованного друга с таким же вытянутым лицом, что и ваше.
Два негодяя шепотом стали переговариваться между собой. Насколько я понял, они обсуждали, как наилучшим образом избежать моих караульных.
– Я проверю, чтобы удостовериться, что по другую сторону амбара никого нет, – произнес наконец маршал. – Вы останетесь здесь, дорогой Шенье. Если пленник станет доставлять хлопоты, вы знаете, что делать.
Итак, мы остались вдвоем: я и чудовищный ренегат. Он сидел на краю кровати. Нож тускло отсвечивал в его руке при свете коптящей масляной лампы. А я, оглядываясь назад, могу лишь удивляться, как тогда не сошел с ума от досады и угрызений совести. Я лежал абсолютно беспомощный на кровати, не имея возможности крикнуть или хотя бы пошевелить пальцем. Мои пятьдесят храбрецов были рядом, но я не мог даже подать им знак. Они и не догадывались, в каком отчаянном положении их командир. Я не впервые попадал в плен; но чтобы вот так оказаться в руках изменников и под градом насмешек, одураченным их наглыми главарями, быть загнанным в аббатство! Нет, этого я не мог вынести. Нож этого мясника не мог заставить меня страдать сильнее.
Я попытался ослабить веревки на лодыжках и запястьях, но меня скрутили не новички. Веревки не поддавались ни на дюйм. Затем я попытался вытолкнуть изо рта носовой платок, однако сидящий на кровати страж поднял нож с таким угрожающим возгласом, что я вынужден был отступить. Я лежал и смотрел на его бычью шею, раздумывая над тем, повезет ли мне когда-нибудь, чтобы затянуть на ней петлю. Вдруг в коридоре раздались шаги. Лестница заскрипела под ногами. Что скажет разбойник, когда вернется? Если он обнаружит, что меня невозможно похитить, то просто убьет на месте. Но мне уже было все равно. Я посмотрел на дверь с вызовом и презрением, которые не мог выразить словами. Представьте себе мое удивление, друзья, когда вместо долговязой фигуры и смуглого ненавистного лица капуцина я увидел серый ментик и пышные усы унтер-офицера Папилета!
Французского солдата в те времена было нелегко застать врасплох. Папилету стоило лишь скользнуть глазами по моей связанной фигуре и зловещей роже за моей спиной, как он все понял.
– Что за черт! – зарычал он и выхватил из ножен длинную саблю.
Шенье бросился на него с ножом, но затем отпрянул назад и попытался всадить нож мне в сердце. Я успел вывернуться от него на другой край кровати. Лезвие поцарапало мне бок и прошило насквозь одеяло и простыню. Секундой спустя я услышал глухой удар, тяжелое падение, а затем почти одновременно на пол упал другой предмет, намного легче, но тверже, и закатился под кровать. Я не пугаю вас жуткими подробностями, друзья? Достаточно будет сказать, что Папилет являлся одним из лучших рубак в полку, его сабля была тяжела и остра. Разрезая веревки, опутывающие меня, он оставил кровавые полоски на запястьях и лодыжках.