Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)

Дойл Артур Конан

– Мы сотрем вас в порошок, никто не уйдет.

Эти слова произнес император, а я, Этьен Жерар, претворю их в жизнь. Если бы мне удалось проскочить сквозь позиции англичан, то я срезал бы солидный кусок пути. Я проделывал вещи порискованнее и всегда выходил сухим из воды. Но сейчас, если дела пойдут плохо и меня застрелят, то Груши не получит послания, а план императора сорвется. Поэтому я проехал мимо нашей кавалерии, мимо егерей, улан, гвардейцев, карабинеров, конных гренадеров и, наконец, мимо своих молодцов, которые проводили меня грустными взглядами. За кавалерией стояла старая гвардия: двенадцать полков, все ветераны многочисленных битв, суровые, подтянутые, в длинных

синих шинелях и высоких медвежьих шапках без плюмажей. На спине у каждого поверх сине-белых парадных мундиров был кожаный ранец – гвардейцы надели парадную форму, чтобы завтра войти в ней в Брюссель. Проезжая мимо них, я думал, что эти люди не знали поражения. А всмотревшись в их обветренные лица и оценив их безупречную выправку, я сказал себе, что разбить их невозможно. О Боже, если бы я мог предвидеть то, что произойдет через несколько часов!

Справа от старой гвардии стояли солдаты молодой гвардии и шестой корпус Лобо. Я миновал улан Жакино и гусар Марбо. Никто из них не знал о корпусе Груши, который двигался через лес. Внимание солдат было поглощено битвой, которая разворачивалась слева от них. Более сотни пушек гремело с каждой стороны. Стоял ужасный грохот. Из всех сражений, в которых я побывал, не нашлось бы и полдюжины таких шумных. Я бросил взгляд через плечо и увидел две бригады кирасиров: английскую и французскую. Кавалеристы катились вниз по склону навстречу друг другу, а их клинки сверкали, как молнии. Как хотелось мне повернуть Виолетту и вместе с гусарами включиться в битву! Ах, что за зрелище! Этьен Жерар едет, повернувшись спиной к полю боя, а кавалерийская дуэль проходит без его участия.

Но я помнил свой долг: миновав конных дозорных Марбо, я проехал к лесу, правее деревни Фишермон, прямо к густому дубовому лесу, который назывался Парижским. Лес пересекали узкие тропки. Остановившись у опушки и прислушавшись, я не услышал из мрачной чащи ни звука трубы, ни стука колес, ни топота копыт – ни единого признака продвижения большой колонны. Но я ведь своими глазами видел, как колонна двигалась к лесу. Позади меня кипело сражение, а впереди все было тихо, как в могиле. Если бы я знал, сколько храбрецов вскоре найдут здесь покой! Ветки над головой закрывали солнце. Запах испарений поднимался от влажной земли. Несколько миль я мчался во весь опор, на что решились бы немногие, когда под ногами торчат корни, а над головой свисают ветки. Наконец я увидел авангард Груши. Разрозненные отряды гусар проехали по обе стороны от меня. Я услышал в отдалении бой барабана и низкий, глухой гул, сопровождающий армию на марше. В любой миг я мог наткнуться на штаб и вручить приказ лично Груши, ибо был уверен, что во время похода маршал Франции будет ехать во главе своей армии.

Вдруг лес впереди начал редеть. Я обрадовался: вот-вот я выеду на опушку, увижу армию и найду маршала. На опушке в месте пересечения лесных троп стояла небольшая избушка. В таких избушках обычно собираются лесорубы и извозчики, чтобы пропустить стаканчик-другой вина. Я остановил лошадь у двери и решил осмотреться. На расстоянии нескольких миль вдали лежал другой лес. Именно там император заметил выдвигающиеся войска. Теперь стало ясно, почему армия двигалась так медленно: на пути наступающих лежало глубокое ущелье, которое нужно было пересечь. Вот поэтому основная колонна – пехота, артиллерия и обозы – отстала, а передовые части вырвались вперед. По дороге двигалась батарея конной артиллерии. Я уже собирался пришпорить коня, чтобы выяснить у командира, где находится маршал, как вдруг заметил нечто странное: на одетых в синие мундиры артиллеристах не было расшитых красной бахромой

доломанов, которые носят наши конные артиллеристы. Ничего не понимая, я с удивлением рассматривал этих солдат, как вдруг кто-то коснулся моей ноги. Передо мной стоял хозяин избушки.

– Вы сумасшедший! – воскликнул он. – Почему вы здесь? Что вы здесь делаете?

– Я ищу маршала Груши.

– Вы находитесь в самом центре прусской армии. Поворачивайте коня и бегите.

– Невозможно, это корпус Груши.

– Откуда вы знаете?

– Потому что так сказал император.

– Значит, император допустил ужасную ошибку. Патруль силезских гусар только что покинул это место. Разве вы не видели их в лесу?

– Я видел гусар.

– Это враги.

– Где же Груши?

– Позади. Пруссаки перехитрили его.

– Тогда как же я могу возвратиться? Если я поеду вперед, то еще остается надежда увидеть его. Я должен выполнить приказ и найти Груши во что бы то ни стало.

Незнакомец секунду раздумывал.

– Скорей, скорей! – закричал он и схватил коня под уздцы. – Делайте то, что я скажу, тогда, возможно, вам удастся уцелеть. Они еще не обнаружили вас. Следуйте за мной. Я спрячу вас, пока они не пройдут.

Позади избушки находилась низкая конюшня, туда хозяин ввел Виолетту. Затем втащил меня на кухню. Кухня оказалась просторной, с выложенным кирпичом полом. Приземистая краснолицая женщина жарила на огне отбивные котлеты.

– В чем дело? – спросила она и хмуро взглянула на меня. – Кого это ты привел в дом?

– Это французский офицер, Мари. Мы не можем позволить пруссакам взять его в плен.

– Почему нет?

– Почему нет?! Провалиться мне на этом месте, если я сам не был солдатом Наполеона. Разве меня не наградили мушкетом за храбрость? Я не позволю, чтобы товарища по оружию взяли в плен у меня на глазах. Мари, мы должны спасти его.

Но женщина продолжала буравить меня холодным взглядом.

– Пьер Шарра, – сказала она, – ты не успокоишься, пока солдаты не сожгут твой дом у тебя на глазах. Ты не понимаешь, тупица, что сражался за Наполеона лишь потому, что тот правил Бельгией? А теперь он нам не указ. Пруссаки – наши союзники, а французы – враги. Я не потерплю француза у себя в доме. Пусть убирается.

Хозяин почесал голову и посмотрел на меня с отчаянием. Мне же стало ясно, что женщину не волнует ни Франция, ни Бельгия, – лишь сохранность дома тревожила ее сердце.

– Мадам, – произнес я со всем достоинством и убедительностью, на которые был способен. – Император разобьет англичан, и французская армия будет здесь уже к вечеру. Если вы спасете меня, то вас ждет награда, если выдадите врагу, то наказание: ваш дом, безусловно, сожгут по законам военного времени.

Мои слова потрясли ее. Я поторопился закрепить успех другими методами.

– Невозможно, – сказал я, – чтобы столь прекрасная женщина была столь жестокосердной. Уверен, что вы не откажете мне в приюте, в котором я так нуждаюсь.

Женщина взглянула на мои бакенбарды. Я увидел, что она смягчилась. Я взял ее за руку, и уже через две минуты мы настолько поняли друг друга, что ее муж пообещал вышвырнуть меня из дома самостоятельно, если я не отстану от его жены.

– Дорога кишит пруссаками, – сказал хозяин. – Поторапливайтесь, лезьте на чердак.

– Скорее на чердак, – эхом отозвалась его жена.

Они вдвоем подвели меня к приставной лестнице. В это время в дверь громко постучали. Как вы понимаете, я не стал мешкать: в считанные секунды взлетел наверх и протиснулся в люк. Крышка люка захлопнулась за мной. Секунду спустя я услышал в комнате под собой немецкую речь.