Подвиги Геракла (др. перевод)
Шрифт:
— Я только что в театре получил полную информацию о ней и ее адрес, — успокоил его Пуаро. — Я еще побеседую с ней, но меня интересует другая служанка, которая была до Марии. Ее звали Нита.
Сэр Джордж в недоумении уставился на Пуаро.
— Я такой не помню. Я помню только Марию, полную, небольшого роста темноволосую девушку с недобрыми глазами.
— Девушка, о которой я спрашиваю, — уточнил Пуаро, — была в вашем загородном доме Граслон в июне.
— Все, что я могу сказать, — подумав немного, насмешливо произнес сэр Джордж Сандерфилд, — это то,
Пуаро покачал головой. Он так не думал.
V
Мария Хеллин внимательно смотрела на Пуаро своими маленькими пронзительными глазами.
— Но я очень хорошо помню, мосье, — возбужденно сказала она, — что меня приняли на работу в последней декаде июня. Девушка, работавшая до меня, как мне сказали, уехала в большой спешке.
— А вы не знаете, почему она так поспешно уехала? — спросил Пуаро.
— Нет, — ответила Мария. — Все, что я знаю, — это то, что она уехала поспешно. Возможно, она заболела, но точно я не знаю. Мадам мне ничего не говорила.
— Вам трудно было ладить с вашей хозяйкой? — спросил Пуаро.
— Она была человеком настроения, — ответила Мария. — То смеется, а через полчаса плачет навзрыд. Иногда она казалась такой подавленной, что не могла ни есть, ни говорить. А то вдруг становится безумно веселой. Все они такие, эти танцовщицы. Такие уж они темпераментные.
— А сэр Джордж Сандерфилд? — спросил Пуаро. — Что вы можете сказать о нем?
Девушка насторожилась, в ее глазах появился какой-то неприятный блеск.
— Сэр Джордж Сандерфилд, вы говорите? — переспросила она. — Вы хотите узнать о нем? Так вот зачем вы ко мне пожаловали? А остальное — только предлог? Я вам такое о нем расскажу…
— Мне это без надобности, — перебил ее Пуаро.
Мария остолбенело уставилась на него, потом на ее лице появилась презрительная гримаса.
VI
— Я всегда говорил, что вы знаете все, Алексис Павлович, — сказал Пуаро, как всегда мягко и деликатно обращаясь к своему собеседнику.
Про себя Пуаро отметил, что расследование третьего дела потребовало от него совершить столько путешествий и провести столько бесед, что всего этого хватило бы еще на несколько десятков дел. Оно оказалось пока самым длинным и самым трудным в его эпопее «подвигов Геракла». Всякий раз, когда Пуаро думал, что ухватился на нужную нить, она либо обрывалась, либо вела в никуда.
На этот раз поиски пропавшей служанки привели его в Париж, в ресторан «Русский самовар», хозяином которого был бывший русский граф Алексис Павлович, который гордился тем, что был в курсе дел мирового театра.
— Вы правы, мой друг, — сказал Алексис Павлович, — я знаю, я много знаю. Вы меня спрашиваете, куда она уехала, эта маленькая Самушенко, талантливая танцовщица и одаренная актриса? Она танцевала, — тут он поцеловал кончики своих пальцев на руке, — божественно, зажигательно, как огонь, как вихрь. Она
— Где она сейчас? — спросил Пуаро.
— В Швейцарии. В санатории «Вагрес» в Альпах. Туда едут все, у кого появился сухой кашель, кто с каждым днем становится все тоньше и тоньше, кто знает, что скоро умрет. И она тоже скоро умрет, такая уж у нее судьба.
Пуаро вежливо прокашлялся, чтобы прервать этот трагический монолог. Ему нужна была информация.
— Вы случайно не помните ее служанку? — спросил он. — Ту, которую звали Нита Валетта?
— Валетта? — переспросил Алексис Павлович. — Я видел какую-то служанку, когда провожал Катрину в Лондон. Она итальянка, родом из Пизы.
— В таком случае, — вздохнул Пуаро, — мне придется ехать в Италию, в Пизу.
VII
Пуаро стоял на местном кладбище в Пизе и удрученно смотрел на серую надгробную плиту.
Так вот куда в конце концов привели его поиски исчезнувшей служанки: к скромному могильному холмику на сельском кладбище. Здесь, под землей, лежит «прелестное существо», покорившее сердце и душу простого английского деревенского парня.
А может быть, это и было самым справедливым и логичным окончанием этого так внезапно возникшего романа? Девушка навсегда останется в его памяти такой, какой она была с ним в июне. И нет больше национальных проблем, различий в происхождении, боли разочарования — все это ушло навсегда.
Пуаро покачал головой. Он вспомнил разговор с семьей Валетты: ее матерью, пожилой широколицей крестьянкой, отцом, убитым горем, но державшимся прямо, и ее сестрой, которая во время разговора с ним кусала от волнения губы.
— Все случилось так неожиданно, синьор, — говорила со слезами на глазах синьора Валетта, — так неожиданно. Конечно, у нее и раньше время от времени были приступы… А когда у нее в Лондоне случился сильный приступ, она приехала домой. Ее осмотрел доктор и сказал, что нужно немедленно удалять аппендицит. Забрал ее в больницу и… случай оказался настолько тяжелым, что она умерла под наркозом прямо на операционном столе, так и не приходя в сознание… Бианка всегда была умной девочкой, — помолчав немного, добавила мать. — Как ужасно, что она умерла такой молодой…
«Она умерла молодой», — подумал про себя Пуаро. — Именно так я буду вынужден сказать молодому человеку, который попросил меня о помощи».
Его поиски завершились здесь, в этом месте, где в небе виден силуэт падающей Пизанской башни и где из-под земли пробиваются, чтобы нести людям радость и счастье, первые весенние цветы.
Но что заставляет его не поддаваться унылому настроению и не принимать этот последний приговор? Пробуждение весны? Или что-то еще? Что-то сказанное родителями Валетты удивило его — то ли слово, то ли фраза, то ли какое-то имя — и отпечаталось в мозгу, но что? Что-то не стыкуется во всей этой истории, что-то мешает.