Подвиги Шерлока Холмса
Шрифт:
— Именно. Убийца вполне мог вспомнить о нем, поскольку только в прошлом году в Олд-Бейли в ходе знаменитого судебного процесса об убийстве миссис Аделаида Бартлет была освобождена от обвинения в отравлении своего мужа. Она ввела ему в горло жидкий хлороформ в то время, как он спал.
— Но, черт возьми! Трелони не глотал никакого хлороформа!
— Разумеется, нет. Но допустим, доктор Гриффин, я бы взял большой кусок ваты, пропитанный хлороформом, и приложил его ко рту и ноздрям старика, который глубоко спал, и держал бы вату минут двадцать. Что бы
— Он бы умер. Но вы не смогли бы этого сделать, не оставив следов!
— Ага, замечательно! Каких следов?
— Хлороформ обжигает кожу и оставляет на ней волдыри. На коже остались бы ожоги, пусть и очень маленькие.
Холмс протянул руку к столику с мраморным верхом.
— Теперь допустим, доктор Гриффин, — сказал он, беря баночку с вазелином, — я бы первым делом нанес на лицо жертвы тонкий слой вот такой мази. Остались бы следы после этого?
— Нет!
— Ваши познания в медицине несомненно превосходят мои. Хлороформ летуч; он испаряется и быстро исчезает из крови. Отложите вскрытие почти на два дня, как и было сделано, и не останется никаких следов.
— Не торопитесь, мистер Шерлок Холмс! Есть еще…
— Есть еще незначительная, весьма незначительная возможность того, что запах хлороформа будет обнаружен либо в комнате умершего, либо при вскрытии. Но в этих случаях он растворился бы в сильном запахе лекарств и мазей. При вскрытии он тоже был бы неуловим по причине того, что сэр Леополд Харпер страдал сильным насморком.
Рыжая борода доктора Гриффина еще более оттенила бледность, покрывшую его лицо.
— О Господи, да так оно и есть!
— А теперь спросим себя, как это сделал бы священник: cui bono? Кому выгодно это подлое злодеяние?
Я обратил внимание на то, что Лестрейд шагнул к доктору.
— Поосторожнее, черт возьми! — рявкнул Гриффин.
Холмс поставил на место баночку с мазью и взял тяжелые золотые часы умершего, которые, казалось, тикали еще громче.
— Я бы хотел привлечь ваше внимание к этим золотым часам с крышкой. Вчера вечером в десять я завел их. Сейчас, как вы видите, двадцать минут шестого.
— И что с того? — громко спросила мисс Дейл.
— Именно в это время, если вы вспомните, священник заводил эти же самые часы в то утро, когда вы нашли вашего дядюшку мертвым. Хотя то, что я буду делать, возможно, вам не понравится, прошу вас все же послушать.
Холмс принялся медленно заводить часы, и раздался резкий скрежещущий звук. Он продолжал вращать головку, и снова повторялся тот же звук.
— Погодите-ка! — сказал доктор Гриффин. — Тут что-то не то!
— Вы снова правы! И что же не то?
— Черт возьми, священник только два раза повернул головку, и часы были заведены до конца. Вы повернули головку семь или восемь раз, но они еще не заведены!
— Именно так, — произнес Холмс, — но я не имею в виду только эти часы. Любые часы, заведенные в десять вечера, никак не могут быть снова до конца заведены на следующее утро путем двукратного вращения головки.
— Боже милостивый! — пробормотал доктор, пристально
— Следовательно, покойный мистер Трелони не ложился спать в десять часов. Принимая во внимание его расстроенные нервы и продолжавшуюся грозу, вероятнее всего, он сидел до позднего времени и читал Библию, что, по словам священника, он иногда делал. Заведя свои часы как обычно, спать он не ложился до трех часов. Убийца застал его уже глубоко спавшим.
— И что же из этого следует? — почти закричала Долориз.
— Из этого следует, что если кто-то утверждает, будто видел Трелони спавшим в половине одиннадцатого, в полночь и в час, то этот человек сказал нам доказуемую и влекущую за собой осуждение неправду.
— Холмс, — вскричал я, — наконец-то я понял, на кого все это указывает! Преступником является…
Джеффри Эйнзворт кинулся к двери.
— Ах вот как! — крикнул Лестрейд. Он бросился к молодому человеку, и слышно было, как щелкнули наручники.
Мисс Долориз Дейл с рыданиями устремилась вперед. Но не к Эйнзворту. Она устремилась в распростертые объятия доктора Пола Гриффина.
— Видите ли, Уотсон, — заключил мистер Шерлок Холмс, когда тем же вечером мы снова сидели на Бейкер-стрит, восстанавливая силы с помощью виски с содовой, — на возможную вину юного Эйнзворта, который страстно желал жениться на молодой леди ради ее денег, указывают и другие обстоятельства помимо часов.
— Какие же? — спросил я.
— Мой дорогой друг, вспомните о завещании Трелони.
— Значит, Трелони все-таки не писал это несправедливое завещание?
— Писал. Он не скрывал от окружающих, что таковым было его намерение, и он это намерение осуществил. Но только одно лицо знало о конечном результате, а именно о том, что завещание не было подписано.
— Вы имеете в виду самого Трелони?
— Я имею в виду Эйнзворта, адвоката, который составил завещание. В этом он уже признался.
Холмс откинулся в кресле и соединил кончики пальцев.
— Хлороформ легко доступен, как об этом стало известно англичанам после дела Бартлет. В таком узком кругу друг семьи, каким является Эйнзворт, получает свободный доступ к сочинениям на медицинские темы в библиотеке священника. На досуге он разработал весьма искусный план. Размышляя об этом прошлой ночью, я бы не пришел к столь твердой уверенности, если бы изучение лица покойника с помощью лупы не предоставило убедительные свидетельства в виде мелких ожогов и следов вазелина в порах.
— Но мисс Дейл и доктор Гриффин…
— Их поведение озадачивает вас?
— Странные натуры — женщины.
— Мой дорогой Уотсон, когда я слышу о молодой женщине, пылкой и темпераментной, которая оказалась в обществе мужчины точно таких же качеств — прямой противоположности невозмутимому адвокату, внимательно за ней наблюдающему, — мои подозрения возрастают, особенно когда она обнаруживает на людях ничем не вызванную неприязнь.
— Тогда почему же она не взяла и не разорвала помолвку?