Подвижники и мученики науки
Шрифт:
И вот мы видим, как этот безбожник, поднявшийся умом и знаниями высоко над своими современниками, презрев безбедное, спокойное существование, обрек себя на долгую скитальческую жизнь, полную лишений, но богатую содержанием и позволявшую ему и избегать преследований и выполнять долг просветителя.
И этот образ беспокойного, «опасного» скитальца, образ поседевшего в боях за истину мудреца останется навсегда одним из прекраснейших и благороднейших образов в истории подвижничества за науку.
Но разве только одним Ксенофаном может гордиться наука Эллады? Нет, их было много — борцов за познание того, «что было, что есть и что будет» в мире. И почти все они заслужили у современников своих — да
Вот Анаксагор — один из даровитейших мудрецов Эллады, живший в V веке до нашей эры. Он — философ-естествоиспытатель. Его больше всего занимают явления и законы живой и неживой природы. Солнце для него «огненный шар», одно из небесных тел, а не бог — Гелиос, которому поклонялись и приносили жертвы его соотечественники. Анаксагор не видит ничего таинственного и чудесного ни в фазах Луны, ни в лунных затмениях, объясняя более или менее правильно и то и другое. Ничего сверхъестественного не усматривал он в небесных светилах, объясняя их происхождение из «первичных вещей», вечно существовавших в мире. И напрасно, говорит он, греки считают Солнце и звезды «живыми и божественными»: нет, это всего лишь «небесные камни», подобные метеорам, проносящимся порою по небу.
Не прибегая к помощи каких-либо сверхъестественных сил, пытался Анаксагор объяснить и происхождение жизни на Земле: он полагал, что зародыши жизни, носящиеся постоянно в воздухе, попали вместе с дождем на землю и превратились в живые существа. О богах при этом он ничего не упоминал, но для всякого было ясно, что и тут боги ни при чем… Мы не хотим сказать, что все это совершенно правильно, что «наука» Анаксагора есть подлинная наука. Но ведь для подавляющего большинства его современников эти мысли были новы и «опасны», ибо подрывали веру в богов и в те чудеса, которые им обычно приписывались. Не приходится удивляться, что Анаксагора объявили нечестивцем и даже приговорили к смерти. Правда, смертную казнь ему заменили изгнанием из Афин, но лишь благодаря заступничеству Перикла, стоявшего тогда во главе Афинской республики.
Сходной участи подвергся и другой знаменитый мудрец Древней Греции — Протагор, современник Анаксагора и Перикла. На семидесятом году жизни он решил выпустить в свет свой философский труд, который начинался словами: «О богах не могут знать ни то, что они есть, ни то, что их нет, ибо многое мешает знать это — неясность предмета и краткость человеческой жизни». Сказано, как видите, очень умеренно и сдержанно, но этого было достаточно, чтобы уничтожить сочинение Протагора, а самому ему вынести суровый приговор. И семидесятилетний старик, не дожидаясь исполнения приговора, скрылся из Афин, направившись на корабле в Сицилию. Предание гласит, что корабль этот потерпел в пути крушение, и Протагор утонул. Эвринио, один из величайших писателей того времени, писал: «Да, вы убили его, всемудрого, безвинного…»
Вот, наконец, еще один из философов Древней Эллады — Теофраст.
Теофраст
Он изучал живую природу, особенно мир растений. Теофраст был благороден по натуре, благожелателен к людям, скромен. Он много знал и много сделал для развития науки в IV столетии до нашей эры. Молодежь с глубоким интересом и любовью слушала его лекции, воздавая почет и уважение своему даровитому учителю. Но и он не избег обвинения в безбожии, и ему пришлось временно, пока не улягутся страсти, покинуть Афины…
Не довольно ли? Кажется, ведь ясно, что уже в стародавние времена, много веков тому назад, наука была в разладе с религией.
Мы видели, как относились к науке сторонники многобожия. Не лучше, если не хуже, было отношение к ней людей, исповедующих религию единобожия: иудейскую, христианскую, мусульманскую.
Вся «наука» христианской религии сосредоточена в «священном писании»; это утверждают и сами «отцы церкви», призывая свою паству обращаться к «священному писанию» за ответами на волнующие ее вопросы. А их, этих волнующих ум вопросов, много.
Например, церковь утверждает, что библейское сказание о потопе, Ное и построенном им ковчеге для спасения праведных — сущая правда, занесенная на страницы Библии избранниками бога, вдохновившего их на это. Но вот приходят ученые — археологи и историки, умеющие разбираться в древних письменах таких исчезнувших с лица земли народов, как вавилоняне, и доказывают, что библейское сказание о потопе представляет собою лишь переделку такого же сказания вавилонян, создавших его много раньше того, как была написана Библия. Кому же должен поверить несведущий человек — церкви или археологам?
Возьмем другой пример. Согласно «священному писанию», мир существует каких-нибудь семь тысяч лет, не больше. А ученые-геологи, изучившие происхождение мощных пластов земной коры, приходят к бесспорному выводу, что образование только этих пластов потребовало миллионов лет. Опять непримиримое противоречие в показаниях церкви и науки.
Или еще: вопрос о происхождении растений, животных и человека.
Человек с пытливой мыслью спрашивает: откуда и как появился на земле многообразный мир животных, мир, насчитывающий больше полумиллиона видов млекопитающих, птиц, ящериц, змей, червей, рыб, насекомых и т. д.? Ответ Библии известен: все они сотворены разом по слову и велению божьему. При этом один из крупнейших «отцов церкви», Блаженный Августин, по этому поводу заявляет: «Ничто не может равняться по своей убедительности с священным писанием: оно выше всех способностей человеческого ума». То же утверждает и основатель протестантской церкви Мартин Лютер, живший одиннадцать веков спустя после Августина. Он безапелляционно заявляет:
«Я полагаю, что животные возникли сразу, по слову божию».
Ясно, никаких дальнейших разговоров тут, по мнению знаменитых церковников, не может и не должно быть. Но разговоры все же были, долгие и серьезные, начиная со времен древнегреческих мудрецов, продолжаясь и по сей день. Ответ Библии наука считает наивной выдумкой и, основываясь на неопровержимых фактах, приходит к выводу, что мир животных развивался постепенно, на протяжении многих тысячелетий, даже миллионов лет: одни виды вымирали, другие появлялись им на смену, число их с течением времени умножалось. Организмы более сложные и по строению, и по деятельности, и по образу жизни развивались из организмов более простых, а эти, в свою очередь, из простейших, которые и были пионерами жизни на нашей планете.
Пытаясь отстоять достоверность рассказов Библии, «отцы церкви» неизбежно попадают впросак и создают ряд курьезных объяснений.
Так, в замысловатой повести о всемирном потопе и Ноевом ковчеге Библия говорит, что Ной, спасаясь от потопа, забрал с собою в ковчег по «семи пар чистых» и по «паре нечистых» животных. Каких же размеров был ковчег, если в нем должно было уместиться полмиллиона видов животных? Ведь это, по самому скромному подсчету, составляет чуть ли не пять миллионов всяческой живой твари! Недаром же богословам пришлось неоднократно увеличивать размеры Ноева ковчега, по мере того, как росло число известных науке животных, и в конце концов забросить это безнадежное занятие.