Подводная лодка
Шрифт:
Карусель мягко повернулась, и я увидел любительницу-профессионалку с огромными раскачивающимися грудями. Когда я спросил ее, почему она это делает бесплатно — она ответила так: «Вношу свой вклад в победу на войне». Обычные упражнения оставляли ее холодной. А вот что ей больше всего нравилось — это когда она стояла, опираясь на руки и приподнимаясь на цыпочках, и ты совершал стремительную серию толчков.
Я мельком увидел самое нижнее матовое стекло в белой двери. Розовая смазанная тень лица: изгнанный муж на четвереньках, убежденный в своей невидимости. «Посмотри на него, ты только посмотри на него — все, на что он годится — это только подглядывать!»
А теперь сказочница. Сидя на мне сверху и подняв колени, она обычно радостно щебетала, как будто бы понятия не имела — что
Та пара шлюх в убогом номере парижской гостиницы — их я не желал видеть. Убирайтесь! Я попытался зафиксировать свои мысли на Симоне, но вместо этого увидел одну из них восседающей на биде, промывающую свою промежность при свете голой лампочки. Дряблая, неприглядная кожа. Ее партнерша была не лучше. На ней остались надеты чулки и неопрятный лифчик. Возбужденно болтая, она выудила из потрепанной кошелки жалкого маленького зайца. К нему прилипли влажные серые клочья газеты, а шея была наполовину отрезана. Ручейки крови просочились из раны и свернулись. Шлюха на биде, все еще обрабатывая себя пригоршнями ладоней, между всплесков воды повернулась и издала визгливые крики восторга при виде синеватого трупика в вытянутых руках другой. Энтузиазм, вызванный их приобретением, выразился в нелогичном и хриплом смехе. У девицы, державшей тушку зайца, на лобке был треугольник рыжих волос. Рядом с ним, на правом бедре, прилип кусок газеты размером с кулак от обертки зайца. Когда она хихикала, ее живот трясся, а отвислые груди колебались в унисон.
Как и тогда, я почувствовал приступ тошноты. Мой регенеративный патрон начал дребезжать. Мне пришлось заставить себя дышать равномерно. Осторожно! Сконцентрируйся на дыхании, отработай технику.
Главной проблемой было — не дышать слишком энергично. Потихоньку, полегоньку… Но независимо от того, как бы я ни следил за собой — собиралось слишком много слюны. Как справиться со своими слюнными железами? Свой ритм дыхания я еще мог контролировать, но слюнные железы — дело другое. Они сами по себе определяли свою производительность. Я никогда раньше не пробовал управлять ими.
Если мы не будем шевелиться и даже не будем шевелить мизинцем, то наш расход кислорода безусловно сократится до минимума. Лежа и полностью вытянувшись, абсолютно неподвижно, даже не мигая, мы сможем выжить гораздо дольше, чем позволяла спецификация подводной лодки проекта VII-С.
Сам акт дыхания потреблял кислород, поэтому следовало дышать неглубоко — не вдыхать воздуха больше, чем нужно было телу для его естественных функций.
Но тогда любое количество кислорода, который мы сэкономим, будет тотчас израсходовано теми, кто усердно трудится над поврежденными механизмами в корме. Они снижали наши запасы, отбирая кислород у нас изо рта.
Время от времени приглушенные удары и бряканье доносились из кормы. Каждый раз я вздрагивал. Вода в пять раз усиливала звуки. Наверняка моряки делали все возможное, чтобы избежать шума, но как им работать беззвучно с тяжелым оборудованием? Когда я представил, что там творится, и при этом подумал о том, что команда Стармеха не могла себе позволить уронить ключ из страха привлечь внимание британского эсминца…
Старший помощник вернулся с обхода. Его обязанностью было проверять, что у всех спящих загубники были во рту. Потные волосы прилипли в его лбу. Я не видел ничего из его лица, кроме скул. Его глаза были в тени.
Уже очень давно я не видел Стармеха. Не хотел бы я оказаться на его месте. Слишком много для любого человека.
Тихо вошел Командир. Как раз перед тем, как он достиг стола в кают-компании, с кормы снова донеслось бряканье. Его лицо перекосилось как будто от неожиданной боли.
На нем не было регенеративного патрона. «Ну, как дела?» — спросил он. Я в ответ едва заметно кивнул. Он быстро глянул в кубрик старшин и снова исчез.
Я чуть не впадал в обморок от усталости, но о сне нечего было и думать. В моем воображении картины менялись одна за другой, будто кто-то перебирал картотеку. Тетушка Белла, христианка, лечившая верой и
Неожиданно я заметил, что у второго помощника вывалился загубник. Насколько давно? Не впал ли я сам в беспамятство? Я пошевелил его за плечо, но он только промычал. Он не очнулся до тех пор, пока я не потряс его как следует — тут он ошеломленно уставился на меня. Ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Тогда он оцепенело протянул руку за загубником, и стал прилежно сосать его. Он уснул снова моментально.
Как ему это удавалось — было загадкой. На мгновение я подумал, что он притворяется — но нет, он по-настоящему отключился. Единственное, чего недоставало — так это пулеметных очередей храпа. Я не мог отвести глаз от его изнуренного, искаженного сном лица. Зависть? Или меня терзало разочарование, что я не мог общаться с ним взглядом или жестом?
Я не мог больше усидеть на диванчике. Мои ноги собирались спать, даже если сам я этого не собирался делать. Я направился в центральный пост.
В радиорубке все еще продолжался ремонт. Двое старшин радистов соорудили мощное освещение и работали без загубников. Похоже, что у них были проблемы. Все вокруг них было усеяно деталями и частями оборудования, но похоже было, что нужных запасных частей у них нет. «Невозможно сделать,» — услышал я слова Германна, «не с теми деталями, что у нас на борту».
Аварийное освещение в центральном посту давало мрачный свет, оставляя переборки в тени. Три или четыре смутно различимых фигуры работали в носу, скорчившись, как шахтеры. Командир молча разглядывал карту, опершись локтями на штурманский столик. Панель затопления была украшена деталями, которые не относились к ней — возможно, это были части главного осушительного насоса. На заднем плане луч света ручного фонаря порхал по приборам и клапанам. Я смог различить лишь бледный глаз глубиномера. Стрелка все еще показывала 280. Я уставился на нее с чувством сродни недоверия. 280 метров… Была ли хоть одна подводная лодка прежде на такой глубине?
Становилось все холоднее и холоднее. Мы не могли отдать много тепла наших тел, а включение обогрева было просто невозможно. Какая же температура снаружи — подумал я.
Благодарение Господу, у нас был Стармех. Его движения вновь обрели что-то от его прежней гибкой грации. Праздновал ли он уже победу? Командир повернулся к нему, промычал что-то и спросил: «Ну, как?» На лице Стармеха, которое в полумраке выглядело засаленным, не было заметно следов удовлетворения.
Напрягая свой слух как только мог, я лишь уловил то, что все протечки были устранены.