Подводники атакуют

Дмитриев Александр Васильевич

Мы быстро шли на север.

Во второй половине дня 14 апреля 1945 года «Лембит» пришвартовался к тому же причалу, от которого мы уходили в последний боевой поход. Настроение у экипажа было отличное. Мы не сомневались, что мины, поставленные нами, нанесут противнику немалый урон.

Впоследствии выяснилось, что на этих минных банках подорвались и затонули три сторожевых корабля противника и корабль противолодочной обороны. Подорвался и получил большие повреждения транспорт «Дрейхдейк».

В конце апреля нам снова пришлось стать в сухой док Свеаборгской крепости; вновь большие трудности возникли у нас с герметизацией дейдвудных труб. Не могли найти необходимые

пластины из бакаута. На помощь пришел флагманский инженер-механик Веселовский. Он предложил заменить деревянные пластины заливкой из особого металлического сплава и поставить новые сальниковые прокладки. На этот раз герметизация дейдвудных труб была выполнена отлично. Жаль, что это не было сделано перед выходом в последний поход.

Финские рабочие встретили нас как старых друзей. Поздравляли с благополучным возвращением из похода. «Войне — конец, Гитлер капут», — говорили они. Но в то время еще шли тяжелейшие бои с отдельными упорно сопротивляющимися группировками противника...

В черной пасти фьорда

В. Ф. Тамман.

Капитан 3 ранга Виктор Федорович Тамман (ныне капитан 1 ранга в отставке) в годы Великой Отечественной войны (1941– 1944) командовал подводным минным заградителем Л-20 Северного флота.

Первые боевые походы экипаж Л-20 провел в октябре и ноябре 1942 г., в ходе которых ставил минные заграждения в открытой части Конгс-фьорда и перед портом Верлевог, а в последующем походе проникал для постановки мин даже в глубь Тана-фьорда на 10 миль.

В общей сложности Л-20 поставил в 1942 г. 60 мин банками. Постановку активных минных заграждений Л-20 продолжал и в 1943 г.

Но этим не ограничивалась боевая деятельность Л-20 под командованием В. Ф. Таммана. Не менее успешно он наносил торпедные удары по врагу.

Вниманию читателя предлагаются фрагменты из книги В. Ф. Таммана «В черной пасти фьорда» (М., 1979), в которой он с душевной теплотой повествует о мужестве, стойкости и героизме подводников.

Свободная охота

Время, отведенное на ужин, истекает. Пора всплывать. Напоминаю офицерам, что в свободной охоте не только мы ищем вражеские корабли, но и они выслеживают нас. Побеждает тот, кто ловчее, хитрее, у кого больше выдержки, кто лучше сумеет оценить обстановку, быстрее подготовит оружие и первый нанесет удар.

Лодка всплывает в надводное положение. Внимательно, осматриваюсь. Проходим фьорд незамеченными. Слева чернеет высокий скалистый мыс Нольнесет, за которым расположен порт Берлевог. Справа очертания берегов растворились в темноте безлунной ночи. Встречная морская зыбь начинает плавно раскачивать подводную лодку. Приглушенно чавкают дизели.

Настроение у всех отличное, дышится легко и свободно. Да, самое страшное позади: и тесная бухта, и окружение мрачных берегов, и томительное ожидание. Впереди широкий простор Баренцева моря.

Проходит каких-нибудь полчаса.

— Корабли справа по носу! — докладывает сигнальщик Мазуров.

В его голосе волнение. Вот и нам наконец привалило счастье: встретили того, кого искали. Тут разве останешься равнодушным? Только не упустить бы! Но командиру не положена эмоциональность, и я стараюсь отдать команду спокойно:

— Боевая тревога! Торпедная атака!

Виднеются смутные очертания судов конвоя. В середине, в кильватерной колонне, три транспорта, за ними два больших охотника за подводными лодками; остальные эскортные корабли держатся мористее. Курсовой

угол противника благоприятен для атаки.

Из люка появляется старпом, он передает мне ночной прицел.

— Разрешите остаться на мостике? — спрашивает Григорий Семенович.

Место старпома в центральном посту, но сейчас там штурман Афанасьев и старший инженер-механик Горчаков — на них можно положиться. А Редькину пора приобретать командирский опыт: в любой момент он должен заменить меня.

— Добро, присматривайтесь.

Знакомлю Григория Семеновича с обстановкой и замыслом атаки: охранения у противника с нашей стороны нет, поэтому подойдем поближе. Транспорты имеют предельную осадку — в трюмах скорее всего никелевая руда. Стрелять будем всеми носовыми аппаратами согласно инструкции (в плохую видимость и ночью рекомендовалось выпускать все наличные в аппаратах торпеды).

Стопорим дизели. Лодка бесшумно маневрирует под электромоторами, сближаясь с противником.

— Не обнаружат нас с такой дистанции? — спрашивает старпом.

Вопрос резонный. Лодка в надводном положении. Длина ее корпуса около полукабельтова. Выделяется ограждение рубки да еще пушки. Почему бы нас и не заметить? Мы-то следим за каждым движением противника.

Если два человека стоят в темноте лицом к лицу, то один из них, глядя на другого, будет считать, что и его визави не спускает с него глаз. Нечто подобное происходит и в ночной атаке: подводники, наблюдая за противником, испытывают ощущение, что их тоже видят. В действительности это не всегда так. В данном же случае, объясняю старпому, нас наверняка не замечают — мы в темной части горизонта, на фоне берега. Кроме того, сигнальщики на кораблях конвоя основное внимание уделяют морю, им и в голову не приходит, что опасность грозит из фьорда (мы находились на выходе из фьорда), находящегося в руках немецко-фашистских войск.

Транспорты совсем рядом, по крайней мере, так кажется. Их силуэты на фоне мглисто-серой пелены выделяются теперь резко, как зачерненные тушью. Лодка на боевом курсе. Приникаю к ночному прицелу и внимательно слежу за целью, наползающей на визирную линию.

— Точнее держать на курсе!

— Есть, точнее держать на курсе! — репетует рулевой из-под козырька ограждения рубки (во время ночных атак рулевой переводился на мостик).

Форштевень транспорта приближается к прицельной рамке. И до чего медленно он двигается, быть может, сбавил ход? Да нет, это только так кажется. На мостике абсолютная тишина. Ну вот, наконец-то...

— Аппара-аты... пли!

Палуба под ногами несколько раз вздрагивает — выпущенные торпеды устремляются вперед. На них, вкладывая всю свою ненависть к врагу, матросы написали: «За Родину», «За Киев», «За Ленинград», «За кровь братьев»...

Наступило время томительного ожидания — будет попадание или нет? Курс, скорость и дистанция определены на глаз, ошибки возможны. А конвой продолжает двигаться как ни в чем не бывало.

Человеческое чувство — наихудший секундомер: то его стрелка бежит удивительно быстро, то медленно. Сейчас секунды нам кажутся минутами. Мы как бы потеряли контроль над временем. Я беспрерывно смотрю в ночной бинокль на транспорт, а он преспокойно идет дальше. Но вот на судне, чуть впереди мостика, вспыхивает огонь, высоко взлетает черный столб дыма с проседью вспененной воды. Почти одновременно по корпусу лодки ударяет гидроакустическая волна — резкий звук взрыва торпеды дошел до нас быстрее, чем грохот в воздухе. Смертельно раненный транспорт вздрогнул, как будто ударился во что-то, замедлил свой ход, потом осел носом и стал быстро тонуть.