Подводный патруль
Шрифт:
Ситуация для американской субмарины и в самом деле была почти критической. И, что самое интересное, ничто не предвещало такого развития событий.
После совещания на военно-морской базе в Туле командир подводной лодки Сайрус Ричардсон, как и положено офицеру, уяснил суть приказа и двинулся в заданный квадрат, в котором совершил погружение батискаф с командой академика Коноваленко на борту. Суть задачи была проста: держать в поле зрения русских, при этом не обнаруживая себя, и информировать обо всем оставшихся на китобое подельников – Николаса Швайнштайнгера
И до поры до времени выполнять поставленную задачу – то есть шпионить – Сайрусу Ричардсону было совершенно необременительно. Вряд ли на «Академике Королеве» и уж тем более на крошечном батискафе имелась такая гидроакустика, способная обнаружить боевую подводную лодку самого современного поколения. А если бы даже и имелась, то к умному оборудованию должны были бы еще прилагаться и очень грамотные военные специалисты-акустики, которые на гражданском судне вряд ли могли бы быть. А уж обнаружить лодку на почти что двухкилометровой глубине – это и вовсе было из области фантастики.
Однако какими именно испытаниями занимаются русские, Сайрус Ричардсон не знал, поэтому на всякий случай приказал подойти к батискафу со всеми предосторожностями. Едва локаторы засекли металлический предмет, квалифицированный как батискаф, командир приказал остановить двигатели, подойти на инерционной тяге как можно ближе и лечь на грунт неподалеку. Ричардсон радировал компаньонам, что объект находится на расстоянии полукабельтова от субмарины, ведет себя спокойно, ситуация под контролем. Батискаф находился под постоянным электронным наблюдением, никаких команд сверху ждать пока не приходилось, и командир отправился отдыхать, оставив субмарину под командованием старшего помощника. По прикидкам Сайруса Ричардсона, на батискафе у русских воздуха оставалось еще часов на шесть и вряд ли экипаж этого глубоководного судна станет раньше что-либо предпринимать. Скорее всего, русские, как и его команда, будут просто лежать на дне, ожидая либо помощи извне, либо, когда уже совсем станет невмоготу, будут вынуждены всплывать, где их без лишних разговоров и сцапает команда китобойного судна. В общем, никаких внештатных ситуаций не предвиделось.
Однако отдохнуть командиру американской субмарины не удалось. Едва Сайрус задремал, как взволнованный голос старшего помощника попросил командира незамедлительно прибыть на мостик. Чертыхнувшись, Сайрус привел себя в порядок и двинулся на свой пост.
– Ну, что там стряслось? – пробурчал он хрипловатым ото сна голосом.
– Что-то происходит с русским батискафом, – виновато отрапортовал старший помощник, – я такого еще не видел. Похоже, они там, внутри, спятили… – Он указал ладонью на круглый экран визира слежения.
Понять точно, что случилось с батискафом, доселе мирно лежавшим на дне, было невозможно. Камер видеонаблюдения на атомной субмарине не было. Собственно, ракетоносцу они были и не нужны. А разобраться по электронному сигналу в спонтанных действиях небольшого аппарата было невозможно, как и рассмотреть беспорядочно колотящую по грунту руку механического аппарата.
– Это что еще за свистопляски? – снова выругался Сайрус, соображая, что ему надлежит предпринять в такой ситуации. Еще минута-другая, и русская консервная банка ухнет в пропасть, откуда вряд ли сможет выбраться самостоятельно. Прийти на помощь командир американской субмарины не мог – не имел таких указаний, да и при всем желании не смог бы что-то сделать для русских, даже если бы и хотел. Спасательные операции на такой глубине – удел специальных судов, к каковым субмарина класса «Огайо» никак не относилась.
– Дайте связь, – приказал Сайрус и через несколько секунд объявил Швайнштайнгеру: – Русский батискаф падает в котловину Амундсена. Наблюдение за ним более невозможно, – доложил Ричардсон, дождавшись, когда зеленая точка исчезла с экрана электронного визира, – жду дальнейших распоряжений.
С борта китобойного судна пришел короткий ответ Швайнштайнгера: «Принял», – и связь прекратилась. Очевидно, что для тех, кто оставался наверху, самоубийственное поведение экипажа русского глубоководного аппарата тоже стало полной неожиданностью, поэтому внятной реакции и не последовало.
Но тут нечто непонятное случилось и с субмариной Ричардсона. Лодка не совсем лежала на дне. Чтобы не зарыться в ил, она висела неподвижно над дном всего в нескольких десятках метров. Сначала по обшивке в нескольких местах раздались глухие удары, словно бы субмарину бомбардировали здоровенными обломками камней, а потом лодку дернуло в сторону. Причем неожиданный рывок был такой силы, что вахтенные офицеры повылетали из кресел.
– Боевая тревога, – тут же рявкнул Сайрус, и в стальных коридорах подводного судна зловеще затренькали звонки.
– Что произошло? – громко спросил командир, уставившись в приборы.
– Нас тащит вслед за русскими, – обернулся один из офицеров. Лицо его было бледным. – В пропасть, – добавил он.
– В какую пропасть? Кто тащит? – прорычал Сайрус, но ответить ему не успели. Лодка еще раз ударилась о скалы, но на сей раз уже сама, без посторонней помощи. Глубиномер стал выдавать зловещие цифры. Похоже было, что субмарина и впрямь проваливается в котловину вслед за русскими.
– Экстренное всплытие! – отрывисто приказал командир. – Продуть балластные цистерны! Командирам отсеков доложить о повреждениях!
Ничего страшного с лодкой не произошло, за исключением того, что она отказывалась всплывать, словно бы кто-то огромный и могучий изо всех сил тащил субмарину вниз, не давая ей подняться.
– Машина! Сделайте невозможное! – Сайрус сцепил зубы. – Нам нужно хотя бы подняться до уровня дна океана!
Это было единственное спасение. Нужно было выбраться из котловины и всей массой плюхнуться на дно, прижаться к нему, а уж потом разбираться, что произошло. Делать это, погружаясь в многокилометровую пучину, было равносильно самоубийству.