Подземелье призраков Аккермана
Шрифт:
— Надо уходить... — перепрыгнув забор назад, Андрей решительно взял Таню за руку.
— Мы должны узнать, что здесь произошло, куда делся Японец... — начала было она, как вдруг хриплый старческий голос, раздавшийся за их спинами, произнес:
— Уехал в Вознесенск.
Обернувшись, они увидели тощего старика, который стоял между трупами с выражением такого отрешенного спокойствия, как будто вокруг ничего не произошло.
— Как в Вознесенск? — поразилась Таня.
— Он решил поезд остановить, чтобы добраться до Одессы, — ответил невесть откуда появившийся старик, — я в лесу
— Что здесь было? — спросил Андрей.
— Бой был, — старик пожал плечами. — Что не ясно? Из местных жителей мало кто выжил. Мне повезло. Они предали вашего Японца.
— Кто они? — не поняла Таня.
— Его красные, — пояснил старик, — бросили они его сюда. Подмогу обещали прислать, но никто не пришел. Их как курей здесь перебили. Осталось очень мало людей. Те, кто выжил, ушли к железнодорожному перевалу, останавливать поезд. Я сам слышал, что он хотел добраться до Одессы. Сказал, что только Одесса может его спасти.
— Как попасть на перевал этот? — Таня нервно дергала руками. — Как?
— Если пойдете вдоль леска, да все прямо, не сворачивая, вон в ту сторону, так доберетесь, — неторопливо сказал старик.
— А вы как же выжили? — искренне удивился Андрей.
— В погребе прятался, — старик пожал плечами, — мне не привыкать. А вышел, как закончилось все.
— Бой был долгим?
— Да где там! — вздохнул старик. — Они с ходу их всех положили, как из подлеска налетели. Стреляли в упор. Так и закончилось...
Поблагодарив старика, Таня и Андрей быстро пошли к лесопосадке, надеясь, что к станции доберутся еще в темноте.
Но на станцию они вышли, когда рассвет уже вступил в свои права, и серая дымчатая мгла окутала размытыми очертаниями все окрестности. К их разочарованию, никаких поездов видно не было, а на переезде они застали человека в железнодорожной фуражке, который пытался отремонтировать электрические сигнальные огни.
— Мы ищем людей в форме... — начала было Таня, но Андрей быстро перехватил инициативу: — Японца мы ищем, слыхал? И его людей.
Железнодорожник, совсем молодой парень, опустил плоскогубцы, которыми перебирал непослушные провода.
— Уходите отсюда, — буркнул он, — я вас не видел. Уйти вам лучше. А то беды не оберетесь.
— Слушай, пацан, мы тебя не спрашиваем, что нам делать, — вскипел Андрейка, — мы спрашиваем о Японце! Ты его видел? Он подходил к поездам?
— Подходил, — железнодорожник пожал плечами, — поезд остановить пытался. Ну остановил.
— Так он уехал до Одессы? — обрадовалась Таня. — Неужели добрался? Вот здорово!
— Никуда он не добрался, — снова пожал плечами парень, как гуттаперчевый, — не добрался и уже не доберется. Нету больше вашего Японца. Нет...
— Как это? — охнула Таня, а Андрей подступил к нему вплотную и спросил грозно: — Что это значит?
— Так по дороге застрелили его, — равнодушно ответил железнодорожник. — А тело, слышал я, потом отвезли в Вознесенск. Вам туда надо. Здесь вам нечего делать. Уходите, некличьте беду.
— Кто, кто его застрелил? — Голос Тани дрогнул.
— Так свои же, красные, — как будто проснувшись, зло ответил парень. — Я, в общем, подробностей не знаю. Слышал то, что люди рассказывали.
Поезд был полупустой — страшно было ездить по территории, обстреливаемой со всех сторон. Они стояли возле окна в общем вагоне, хотя можно было и сесть, но Тане казалось, что если она присядет хоть на секунду, то распадется и уже не соберет себя... Она обернулась к Андрею.
— Это неправда, — глаза ее были красными от невыплаканных слез, — они не могли его убить. Они убили кого-то другого!
— Таня... — Андрейка сжал ее руку, голос его дрогнул, — пожалуйста...
Поезд стал двигаться быстрее — до Вознесенска остановок в пути не было. Таня закрыла глаза. Плечи ее задрожали, она наконец смогла заплакать. И сквозь слезы увидела залитую ослепительным солнечным светом родную Одессу. И Японца. В петлице его модного костюма был красный цветок. Улыбаясь, он сидел за столиком «Фанкони», накрытом кружевной скатертью, в ожидании своих любимых пирожных. А веселая жизнерадостная толпа, бурлящая, как морской прибой, текла перед ним...
Как когда-то Гека, уходя в вечность, Японец радостно махал ей рукой... На губах его блуждала ироническая полуулыбка, которая, постепенно таяла, накрываемая жестким стуком колес...
Глава 21
Первым, кого увидела Таня на вокзале Вознесенска, был Мейер Зайдер — Майорчик. Он был страшно бледным, осунувшимся, в гражданском, с черным крепом на рукаве пиджака. Он не узнал Таню, когда, выпрыгнув из вагона, та подошла к нему. Лишь полными ненависти черными глазами окинул ее форму красноармейца и отошел в сторону.
— Майорчик! — зычно крикнула Таня, стаскивая с головы армейскую фуражку и встряхивая короткими волосами. — Майорчик! Своих не узнаешь?
— Вэйз мир! — Зайдер как-то театрально воздел руки гор'e и бросился к Тане. Когда он сжал ее в дружеском объятии, она заплакала, это произошло непроизвольно — слезы горячим потоком хлынули из ее глаз. Как и большинство мужчин, Майорчик не выносил женских слез. Это застало его врасплох. Он гладил Таню по волосам, говорил какие-то незнакомые слова на идиш, тут же переходил на русский...
Таня плакала не только о Мишке. Она плакала о целой эпохе знаменитой одесской жизни, которая уходила навсегда в прошлое, оставляя жестокий, горький осадок в душе.
— Кого ты встречал здесь? — наконец спросила Таня, утерев слезы рукавом гимнастерки.
— Певчих из одесской синагоги, — ответил Майорчик, — похороны ж завтра. А разве ты не на них приехала?
— Значит, правда... — Голос Тани снова задрожал.
— Его нельзя похоронить в Одессе, — сказал тихо Зайдер, — они не дадут.