Подземелье
Шрифт:
— Слушай, Гриша! — прерывая грубияна, громко адресовался он к педагогу. — Поведал бы ты нам это предание, из-за которого сыр-бор. Ты же знаток фольклора.
Завуч сделал вид, что не расслышал.
— К тебе, однако, обращаюсь, Григорий Олконтович! — не унимался замредактора. — Чего скромничаешь? Читали твои публикации. Диссертацию писать надо, вот что! Давай-давай, интересно же!
Завуч пожал плечами.
Из его рассказа следовало, что история эта началась давным-давно, когда жили аборигены по древним своим обычаям, не ведая соблазнов цивилизации. Но из-за
Испортился местный народ. За порох, чай, побрякушки, а пуще всего — за треклятое зелье все готов стал отдать пришлому торгашу. Забыл, чему старики учили, предков почитать забросил. Охотники зверя в тайге встретят — бьют, птицу встретят — бьют. На тропе столкнутся — друг на друга волками смотрят. Хуже всего, что тайгу подожгли. Много тайги сгорело. Зверя не стало, рыбы не стало, сладкие коренья повывелись. Совсем плохая жизнь началась. А люди от того еще больше злятся.
Григорий Олконтович расправил неширокие плечи. Голос его зазвучал распевно, приобретая непривычные интонации туземного языка.
Самым жадным один молодой охотник был. Бежит к купцам с добычей, кричит: огненную воду давай, табак давай, бусы давай! А глаза завидущие, все мало. Отец укорять начал — отца обругал. Старики про обычаи напомнили — кричит на стариков.
Хитрый купец видит — охотник от огненной воды совсем глупый сделался. Говорит ему: добудь мне сердце самого Хозяина.
— Хозяин — это кто? — шепотом спросил Сергей у Раисы.
— Тотемный зверь. Не просто медведь, а олицетворение… да ладно, слушай.
Завуч продолжал.
Пообещал купец: столько товаров дам — на всю жизнь хватит. Встал охотник на лыжи, в тайгу побежал. Долго ходил, из сил выбился, всяких зверей видел: и кабаргу, и изюбря, и росомаху, а Хозяина нет нигде. Рассердился, закричал на весь лес: чего прячешься, выходи, мне твое сердце нужно! Оглянуться не успел — Хозяин тут как тут. Взмахнул лапой, убил охотника. Потом поднял его, подул в рот, и ожил мертвец. Сказал Хозяин: иди в стойбище, живи среди сородичей. Но когда большая рыба пойдет, покроешься шерстью, станешь наполовину человеком, наполовину зверем и смерть вокруг посеешь. Это вашему роду наказание за жадность да глупость. И в каждом четвертом поколении вашем станет один охотник кундигой — оборотнем!
Настало время кетового нереста, покрылся охотник шерстью, клыки и когти у него выросли. Много людей погубил.
С тех пор, как подойдет назначенный срок, вселяется в его потомков злой дух.
Женщины и дети плачут, мужчины боятся из юрт выходить. Тогда зовут шамана, чтоб посоветовался с предками, как одолеть кундигу. Но и шаман не всегда помогает.
Сам Хозяин проклятие наложил.
Завуч замолчал. Слышно стало, как на ветру шумят под окнами деревья, и постукивает в стекла дождь.
— Ох, Григорий, —
— И что, вот из-за этой муры они бузу устроили? — осведомился геолог. — Ну, знаешь, Гриша, дикий все-таки народ ваш!
— За народное творчество и за сказителя — по маленькой! — закричал Иван Иванович.
Все задвигались, зашумели, звякнули бокалы.
— Каков дядя! — вполголоса проговорила Раиса. — А даме ты нальешь?
Сергей взялся за бутылку.
На одной «маленькой» после долгого перерыва не успокоились, и веселье быстро восстановилось. Иван Иванович включил магнитофон. Гости ринулись танцевать.
— Попрыгаем? — предложил Сергей.
— Иди, прыгай, мне не хочется, — отмахнулась Раиса.
Плясать современные танцы народ оказался не горазд, поэтому попсу вскоре поменяли на какой-то тягучий джаз. Геолог сграбастал редакционную девицу, чем весьма расстроил заведующего клубом, который, помыкавшись, обвил с досады солидную талию помягчевшей Галины Андреевны. Прочие подались на кухню курить.
Сергей решительно пресек поползновения хозяина дома пригласить городскую гостью на медленный танец и сделал это сам. Покачиваясь в такт пронзительному плачу саксофона, он сцепил руки за спиной партнерши, и Раиса не отстранилась.
— Похоже, программа банкета исчерпана, — шепнул Сергей ей на ухо.
— Ага. Сейчас начнется: выпили, покурили, танцы-манцы. Не хочу с этим толстым, он потный.
— Исчезаем?
Раиса вздохнула.
— Проводи меня.
— Ты где остановилась?
— Да тут, в общежитии. Гостиница называется. Дали коечку.
— Да, козырно тебя обустроили!
— А ты в Метрополе расположился?
— Почти угадала.
— На посошок?
На посошок Сергей себе не поскупился.
— Я первая, ты за мной. Если вместе — заметят и не отпустят.
Когда Раиса выскользнула в прихожую, он, поглядывая на танцующих, украдкой сцапал со стола едва початую бутылку и тоже направился к выходу.
На улице сразу пробрало холодом. Раиса пританцовывала у калитки, кутаясь в курточку. Тоненькие брючки, должно быть, продувались насквозь.
В темноте по здешним буеракам гулять было рискованно — ноги переломаешь.
Спутница повисла на руке Сергея, и пока они плутали, он с приятным волнением ощущал локтем тугие прикосновения ее груди. Выпитый напоследок коньяк куролесил в голове. Наперерез из мрака то и дело выпрыгивали деревья, земля под ногами шаталась, норовя принять неестественное вертикальное положение.
Потеряв дорогу, они забрели в заросли.
— Куда прешь, следопыт? Там оборотни! — донесся до Сергея пьяновато-куражливый голос Раисы.
Но на оборотней ему было плевать. Кундига-мундига! Видали мы и похлеще…
Солдатики… такие, белокурые, румяные… с металлическими прутьями!..
Тогда, в кабинете, во время свидания, с солдатом что-то случилось… Что-то такое… Чего не могло быть на самом деле… Да пошло оно все! Хорошая Райка баба!
Лучше про нее думать, чем про растерзанных девчонок.