Подземелья Аркаима

Андреева-Сапфиро Галина

Домой мы вернулись под вечер следующего дня, к семи надо быть на базе. Отец ждал меня, сидя в машине: времени было в обрез. Попрощавшись с Галиной, я забросил рюкзак на заднее сиденье и сел рядом с отцом. Он не стал меня спрашивать, только взглянул вопросительно. Я ответил:

– Все хорошо!

Через три недели начались экзамены по пилотированию и ориентации в Солнечной системе. Двадцать первого июня я стоял с Гориславом, своим инструктором, в тренажерном зале, ожидая командора Торопова. Вскоре он появился и вручил мне электронный скарт, куда будут заноситься все данные о моих полетах

на тренажере и замечания кураторов, чтобы я на досуге мог просмотреть хронику полетов и разобраться с ошибками.

Я первый поднялся по трапу в кабину тренажера и занял среднее кресло – место командира. Командор Торопов сел справа, а инструктор Высоков – слева. Командор активировал систему, входной проем закрылся, верхний свет погас. Стеновые панели, отливающие серым стеклянным блеском, потемнели и растаяли – я очутился в кабине небольшого военного судна типа 'Корвет', висевшего в причальных захватах у орбитальной станции 'Урания'. Сквозь прозрачные стеновые и потолочные панели слева был виден ее переходной модуль, состыкованный с корветом. Справа медленно проплывал темный глобус Земли, на котором мерцали пятнами желтых искр ночные города. Часть окружности глобуса разгоралась ярким белым пламенем: скоро оттуда появится пылающий солнечный диск.

Командор ввел на своей консоли данные, и на дисплее высветилось мое первое экзаменационное задание: отстыковаться от станции, проложить трассу к Луне, облететь ее и состыковаться с российской станцией 'Селена' на ее орбите. Я подключил индивидуальный скарт к системе, затем вывел над консолью объемную карту данного участка космоса, определился с положением и скоростью 'Урании', задал конечные координаты и проложил полетную трассу. Командор указал на ней точки входа и выхода для прыжка: не проделывать же на тренажере полет в реальном времени, хотя и лететь-то до Луны на квантовых антигравах – импульсных антигравитационных двигателях Леонтьева последней модификации, меньше трех часов.

Волнение первых минут экзамена прошло, я действовал спокойно и без колебаний, почти на автомате. За первый полетный экзамен я получил 'десятку' – высший балл. Следующий экзамен: полет от Луны к Марсу, был назначен мне через день. Я проложил трассу полета, облетел Марс, сел на поверхность возле нашей автоматической станции, взлетел, состыковался с орбитальной станцией 'Арес-2', отстыковался, и вернулся на орбиту Земли. И также удостоился десяти баллов.

Самым трудным оказался последний экзамен. Мне предстояло лететь от марсианской станции 'Фобос' к спутнику Сатурна Энцеладу, затем к Титану, чтобы состыковаться с его орбитальной станцией. После Титана зависнуть на орбите Япета, самого отдаленного спутника Сатурна. Все это я проделал без ошибок.

Даже отсюда, от Япета, Сатурн поражал воображение: огромный полосатый шар, перечеркнутый серебристо-фиолетовым лезвием кольца, заполнял собой весь вид за боковыми обзорными панелями. Розово-желтый цвет поверхности у экватора, наиболее освещенного солнцем, плавно переходил в сине-фиолетовое свечение к краю диска. Зрелище было фантастическим. От его созерцания меня отвлек голос командора Торопова:

– Твое последнее задание: определиться с положением в пространстве и вернуться на орбиту Марса, состыковавшись со станцией Фобос.

Он ввел новые координаты, и корвет оказался рядом с большим астероидом в окружении камней и ледяных глыб всевозможных размеров и форм. Это мог быть пояс Койпера или пояс

астероидов между Землей и Юпитером – несостоявшаяся планета Фаэтон: ей не хватило сил, чтобы собрать себя в кучку. Я вывел над панелью стола объемную карту и определился с положением в пространстве, относительно Солнца: я находился в поясе Фаэтона. Сделав расчет трассы с учетом гравитационного поля еще одного гиганта солнечной системы – Юпитера, чья орбита проходила между поясом астероидов и Марсом, я вывел корабль на кривую, ведущую к Марсу, и включил на полную мощность силовое поле, отклоняющее встречные астероиды.

– Молодец, – промолвил командор, – вот про защиту корабля многие курсанты-то и забывают.

Стыковку к орбитальной станции я провел, как обычно в ручном режиме. Горислав, мой инструктор, любил нам напоминать, что 'электронные мозги – это хорошо, но свои тоже надо иметь: они в нужный момент не откажут, а вот электронные – могут и подвести!'.

Экзамены и разборы полетов остались позади. Все курсанты получили по две недели отпуска, которые я провел вместе с Галиной. Мы поселились в моей комнате на мансарде. Десятого июля я проводил ее в аэропорт, она улетела в Читу сдавать экзамены в колледж, а сам вернулся на базу, где жизнь пошла своим чередом. В свободное время я брал акваланг, выбирался через шлюз и до самой темноты плавал в озере. Это занятие мне никогда не надоедало. Порой я жалел, почему не родился дельфином: плавал бы себе в глубине и никаких проблем человеческих.

Чем меньше оставалось дней до моего дня рождения, тем больше я нервничал. Я занимался в спортзале до изнеможения, но ничего не помогало – сон бежал от меня. Пропал аппетит, хотя в последнее время я и так питался словно воробей. Герман сказал, что мой организм постепенно переходит на питание светом – чистой энергией:

– Такое 'питание' клеток имеет практически стопроцентный КПД (коэффициент полезного действия), в то время как употребление обычной пищи дает КПД не более тридцати процентов. И к тому же загрязняет организм шлаками. Только тебе теперь нужно чаще гулять под солнцем.

Я не сказал ему, что переводя в темноте зрение на многомерное, вижу вокруг себя пульсирующую энергию более тонкого уровня, чем солнечный свет. И могу ею подпитываться, втягивая в солнечное сплетение через спиральную родинку на ладони и накапливая там: закручивая ее в тор, словно пружину часов, а потом черпать оттуда по мере надобности. Наполнив энергией ауру и тело, я становился легким, словно воздушный шарик. Раскрутив усилием воли эту энергию по часовой стрелке, я мог парить в воздухе – левитировать.

Когда я переводил зрение на другой уровень, перед моими глазами в темноте проявлялся узор из сфер, внутри которых вспыхивали и гасли искры света, слагаясь в объемные бегущие спирали. Огненные спирали перетекали из одной сферы в другую, соединяя их в единую ячеистую структуру, причем сами сферы каким-то образом оставались неподвижными. В начале меня это удивляло, но потом я решил, что поверхность каждой сферы ограничена невидимым силовым полем, обволакивающем ее наподобие пленки мыльного пузыря. Но при этом, не препятствуя движению вихревых потоков энергии между 'пузырями'. Это было удивительное, красивое и захватывающее зрелище. Единственный минус – я переставал видеть окружающую обстановку. Сферы я обозвал 'энергетическими кристаллами'. Возможно, я видел строение вакуума, его энергетическую решетку.