Подземелья Лубянки
Шрифт:
И дальше: «Максимова Е. А., по материалам ТО НКВД дороги им. Кагановича, проходит, как агент одного из иностранного разведывательного органа».
К допросу Максимовой в Свердловске готовились тщательно. К тому моменту, как Катерину привезли на Урал, к делу уже аккуратно были подшиты новые протоколы допросов ее кузины Елены Гаупт. Гаупт «признавалась», что передавала сестре «сведения о перевозке воинских эшелонов, эвакуации промышленных предприятий, поставках на заводы сырья и материалов»…
– Нам все известно, – начальник следственного отделения
Катерина по-прежнему не понимала, что происходит. В чем ее обвиняют? Чем она провинилась? Но Кузнецов был неумолим:
– А как же немецкий гражданин Фрогт Михаил, он же Зарге Рихарт или как там его еще? Этот типчик давно уже находится под колпаком наших органов, как шпион… Надеюсь, у вас хватит ума не отрицать факт своей интимной и шпионской с ним связи?
Господи! От волнения у Катерины закружилась голова. Рихард! Неужели с ним что-то случилось?! Он – шпион?! Этого не может быть!
Но разве не оказались шпионами его товарищи?! Разве не арестовали его начальника – седовласого крепыша с синими глазами-буравчиками, даром, что орденов была полна грудь. Других…
Так вот почему столько времени о нем не было никаких известий… Шпион!… Неожиданно все поплыло перед глазами. Разом отодвинулся от нее кабинет, лицо следователя…
– Вот чертова баба, – выругался лейтенант Кузнецов и раздраженно нажал на кнопку в столе.
– Отнесите эту блядь в санчасть, – приказал он конвоирам.
А тем временем, пока в Свердловске шли описываемые нами события, на другом конце земного шара, в Японии, осенью 1942 года проходил судебный процесс над группой советских шпионов.
Судья Накасура с интересом разглядывал главного обвиняемого. Высокий, крепко сложенный, с резкими чертами лица – европейцы считают такие лица красивыми. Держится с достоинством.
Голос судьи раздается гулко:
– Признаете себя виновным?
– Нет, ваша честь, не признаю. Я ничем не нарушил интересы Японии и действовал исключительно в рамках закона. Я – не изменник и не шпион, а советский разведчик.
… Если бы еще полтора года назад кто-то сказал немецкому послу в Японии генералу Отту, что его близкий друг германский журналист Рихард Зорге – «красный шпион», он первым бы пустил такому «доброхоту» пулю в лоб.
Рихард! Старый член партии! Человек, вхожий во все кабинеты Токио и едва не ставший руководителем НСДАП в Японии!
Пройдет много лет. О шпионской группе «Рамзая» будет написано множество книг, тонны статей, но даже тогда генерал – уже бывший – Отт так и не сумеет поверить в эту чудовищную правду.
В правду вообще неприятно верить. Каково было, например, узнать премьер-министру Японии принцу Коноэ, что его личный секретарь Ходзуми Одзаки был советским шпионом, входившим в разведсеть Зорге?
Добрых восемь лет эта сеть снабжала Москву самой ценной и секретной информацией. Именно Зорге сообщил точную дату
«Человек, для которого не было тайн» – так называлась одна из сотен книг о Зорге, написанных уже после, в 60-е годы. Для группы Зорге в Японии действительно не было никаких тайн. И в германском посольстве, и в японском МИДе, и в токийском правительстве, и в минобороне разведчики чувствовали себя как дома…
… Когда в октябре 41-го группа Зорге провалилась, японцам показалось, что с них сорвали одежду. Вся страна, все кабинеты власти, чудилось им, наводнены шпионами, ничто не проходит мимо глаз агентов Москвы.
В группе Зорге работало более 35 человек. Среди них были немецкие, австрийские и югославские журналисты, японские чиновники, ученые, художники, врачи – цвет нации…
«Как и при каких обстоятельствах вы познакомились с Рихартом Зарге?» Лежа на тюремной шконке, она вновь и вновь слышала этот вопрос следователя, и память сама возвращалась в далекий уже 30-й год…
Они встретились случайно у их общего знакомого Вильгельма Шталя. Зорге, как и Шталь – немец.
Красивое, мужественное лицо, лицо человека, немало пережившего. Он много рассказывает о себе: родился в Азербайджане, где на нефтезаводе работал его отец, инженер Адольф Зорге. Вырос в Германии: когда отец накопил небольшое состояние, семья вернулась на родину – Рихарду было тогда три года.
Вскоре отец умер, оставив кучу сирот. Мать – урожденная Кобелева, русская – поднимала их одна.
С началом Первой мировой, не сдав даже выпускных экзаменов в школе, ушел добровольцем на фронт. Был трижды ранен. Демобилизовался, поступил в институт. Увлекся коммунистическими идеями. Стал подпольщиком.
В 1919-м вступил в Компартию Германии. Участвовал в восстании матросов в Киле, в подавлении капповского мятежа, редактировал коммунистическую газету. Был депутатом девятого съезда КПГ.
В 1925-м приехал в Москву. Пошел работать в Институт марксизма-ленинизма…
И Катерине досталось немало. Была артисткой. Первый муж – тоже артист – умер у нее на руках, в Италии. После его смерти навсегда рассталась со сценой. Пошла аппаратчицей на завод.
Может, череда былых страданий и объединяла их? Каждый смотрел на жизнь без иллюзий…
Рихард был старше: ему 35, Катерине – 28. От него исходила какая-то исключительная надежность, мужская основательность – рядом с ним Катя чувствовала себя очень спокойно. Наверное, потому что не знала, какая беспокойная работа у этого человека. О том, что в 26-м году Рихард был завербован на службу в военную разведку Красной Армии, он не говорил ей до поры до времени…