Подземная гроза
Шрифт:
Время шло, а сапер не вылезал. Можно было подумать что он умер там, под танком, если бы не едва заметные движения тела. Непрерывно, не прекращаясь ни на минуту, шла под гусеницей напряженная, кропотливая работа.
С чем сравнить этот беспримерный по сложности и риску труд? Разве только с работой хирурга.
Но хирург работает в просторном и теплом зале, в ослепительном сиянии электрических ламп.
А сапер работал на лютом морозе, в узкой сумрачной щели, приплюснутый к земле железным брюхом танка.
В руках у хирурга сверкают десятки медицинских
В руках сапера не было ничего. Гибкими пальцами рыл он вокруг тела мины. Липли пальцы к морозному жгучему металлу. Почти прижимаясь губами к земле, дыханием своим размягчал сапер остекленевший снег.
У хирурга стоит на карте одна человеческая судьба — судьба больного.
У сапера стояло на карте несколько судеб: драгоценная судьба боевой машины, судьба танкистов, его собственная жизнь.
Четырнадцать часов проработал не отрываясь отважный сапер. Он вылез бледный, с отмороженными пальцами, пошатываясь от усталости.
— Порядок! — сказал он танкистам. — Можно заводить.
Так работают саперы-разведчики, саперы-следопыты — хирурги с лопатой, бесстрашные истребители мин.
СМЕРТЕЛЬНЫЙ УДАР
Когда партизан с мешком толовых шашек за плечами крадется к железнодорожному мосту, кажется: начинается поединок витязя с чудовищем-великаном. Хоть и грозный готовится взрыв, хоть и сгибается партизан под тяжестью страшного груза, но несокрушимой мощью дышат могучие сплетения балок железнодорожного моста, крепко стоит стальной великан.
Как одолеть такую силищу, хоть и целым мешком взрывчатки?
Спросите у летчика, большую ли бомбу надо, чтобы взорвать порядочный мост.
— Килограммов пятьсот, — ответит летчик.
Что ж, выходит, и партизану надо полтонны груза на спине к мосту перетаскать?
Нет, взрывчатка не бомба. Ее с самолета не сбрасывают.
Каждую шашку партизан вплотную вяжет к балкам. Где толще балка, там больше шашек намостит; где тоньше балка, там и шашек меньше.
Получаются фигурные заряды. Если шашки горкой уложить, будет взрыв, как удар кулака, всею силой в одну точку. Если уставить шашки в ряд, будет взрыв, как сабельный удар: рассечет стальную ферму длинным разрезом.
Каждую шашку вплотную привяжет партизан к стропилам да еще клин загонит, чтобы держалась потуже.
Хватит ему мешка.
Подрывник владеет секретом взрывного удара, как умелый боец секретом рукопашной борьбы.
В нашем теле есть особо больные места. Их называют узлами боли. Если умело ударить по такому узлу, даже самый терпеливый вскрикнет, а слабый и вовсе лишится
Кто вполне овладел рукопашной борьбой, тот играет на этих узлах, как на клавишах музыкального инструмента. Такой человек с великаном справится, как с ребенком. Он знает: есть в человеческом теле узлы смерти. Ловкий удар по этим узлам — это смертельный удар.
А в машинах и постройках есть свои смертельные узлы. Бей по этим узлам — и машине конец.
Ну, а с мостом как? С мостом еще сложнее. Тут запутаешься в сплетениях железных балок и стержней.
Мост на мост не похож — в каждом свои смертельные узлы.
Вот и сидят военные инженеры над чертежами мостов и машин: соображают, подсчитывают, размечают смертельные ударь:. Здесь узелок взорвать, там узелок взорвать, что получится? Надо каждый заряд до грамма рассчитать. Чтобы был в самый раз и ни граммом больше. Лишний заряд — лишняя тяжесть. Значит, будут больнее врезаться лямки в плечи партизана-подрывника в изнурительных рейдах в тыл врага.
Подрывник отлично владеет искусством взрыва.
Стояла, упершись в небо, старая заводская труба. Последнее время и ходить около нее боялись: того гляди рухнет и бед натворит.
Решили трубу взорвать. Пришел взрывных дел мастер, сухонький старичок. Посмотрел — кругом бараки. Рухнет труба — обязательно что-нибудь поломает. Директор говорит:
— Вы о бараках не беспокойтесь: и труба старая и бараки старые… ну их!
— Нет, — говорит старичок, — я человек аккуратный. Бараков не трону. Вижу, здесь узкий проход, а в конце сарайчик. В этот проход я вам трубу по струнке положу… А с сарайчиком попрощайтесь.
Стал старик трубу ощупывать и выстукивать. Просверлил отверстия, заложил заряды. Собрались инженеры смотреть, как старик заводскую трубу вдоль прохода по струнке класть будет.
А старик волнуется, руки дрожат. Прикрутил огнепроводный шнур, вынул спички…
— Нет, — говорит, — не могу. Вынимайте заряды. Рука не поднимается.
Директор к нему:
— Что с вами?
— Сарайчик жалко.
Снова стал старик сверлить трубу, снова разместил заряд.
Грохнул взрыв.
Чудеса в решете! Вздулась труба внизу, как бутылка, и рухнула, ссыпалась вниз… на себя. Островерхою горкой, крутом ничего не задев, тесно легли кирпичи.
Чисто сработал старик. Надо быть чародеем, чтобы так соразмерить напор непокорного, бурного газа.
Чуял старик, как сцепляется каждый камень с камнем, будто своими руками пытался их оторвать. Все учел, все заметил удивительный мастер: каждый ущерб, каждую трещину, змейкой скользнувшую по трубе.
Видел старик наперед, как вгрызутся в щели взрывные газы, как раздастся и вспучится каменная кладка, брызнут в стороны кирпичи и распустится из пламенного бутона взрыва черный дымный цветок.
А сколько таких мастеров среди наших партизан!
Крадется партизан с мешком взрывчатки к железнодорожному мосту.