Поджигатель
Шрифт:
Мама была так счастлива, когда создавала их комнаты, её талант сиял. Через неделю после того, как они узнали, что их отец погиб в автокатастрофе, – это случилось почти через два года после приезда сюда, – Тимофей поднялся наверх и почувствовал запах свежей краски. На мгновение он подумал – понадеялся – что мать снова начала рисовать. Она начала, но не так, как ему хотелось. Сын обнаружил её в своей комнате: она замазывала маки и всю стену отвратительным коричневым цветом, нанося слой за слоем поверх своей работы.
Он закричал: «Что ты делаешь?!» и попытался отобрать у неё кисть, испачкав при этом рубашку, руки и лицо. Мать
Тимофей узнал слова, которые произносил его отец, когда говорил о Стелле и её работе, когда говорил ей, что она должна найти занятие получше. Это было в тот вечер, когда он бросил этюдники и другие работы в камин. Сын попытался остановить её: «Мама, это замечательно, и это моя картина. Как и рисунки, которые ты сделала для Коли и Никиты. Пожалуйста, не забирай их». «Их тоже надо было уничтожить».
Тимофею потребовалась секунда, чтобы понять её слова. Но когда он понял, то побежал в комнаты братьев и увидел, что их стены покрыты той же коричневой краской. Её работы, вместе с уютом и красотой, которые она привносила в их дом, больше не было. Тимофей вернулся в свою комнату, схватил ведро с краской, открыл окно и выбросил его на улицу. Мать закричала на него и пошла искать ещё, в доме краски больше не было. Она ушла в свою комнату и захлопнула дверь.
Когда братья поднялись наверх и увидели, что она натворила, Никита расплакался так, как не позволял себе Тимофей. Он заснул, глядя на оставшийся мак, уныло свисающий из-под коричневого пятна, и понял, что в жизни нет ничего, на что можно было бы рассчитывать или за что можно было бы держаться. Если ты можешь потерять что-то, бывшее частью твоей жизни ничто не может быть в безопасности. Это был тяжёлый урок. Потеря Ирины через несколько лет его укрепила.
– Что ты делаешь в моей комнате?
Тимофей подскочил, как ужаленный. На секунду ему показалось, что он мысленно приворожил Ирину. Он так погрузился в воспоминания, что не услышал, как она вернулась домой.
– Прости. После ужина решил осмотреть дом, чтобы понять, что тут изменил брат.
– Дом стал неузнаваем.
– И это главная достопримечательность, как по мне.
– Я видела, что в гостиной горел свет. Наверное, ты заметил огромный телевизор?
– Трудно не заметить.
Ирина засмеялась и прислонилась к дверному косяку. Тимофей подумал, не отодвинуться ли ему, чтобы она села с ним на кровать, но Ирина, сидящая так близко, могла оказаться слишком сильным искушением – ему захотелось бы прикоснуться к ней, провести пальцами по волосам, прижаться к губам, как это было раньше, – поэтому он не стал этого делать.
– Я не знала, что их выпускают такого размера. Он не такой большой, как экран в кинотеатре, но обстановка лучше.
– Никита часто говорил о том, что бы он хотел иметь в доме своей мечты. Большой телевизор был в списке. Вот, сбылось, – сказал Тимофей и подумал: «Лучше сосредоточиться на доме, чем на ней».
– Он сейчас занимается отделкой подвала, – сказала она.
– Я слышал. Вот почему дом не сдавался в аренду.
Разговор затих, и он не знал, что сказать. Когда уже собирался встать и уйти в свою комнату, Ирина произнесла:
– Хочешь поговорить о том, что тебя отвлекло, когда я вошла?
Было
– Этот первый день возвращения… был ошеломляющим, – он вздохнул. – Так много всего изменилось и… в то же время нет. Я…
– Пожалуйста, не проси прощения, – сказала Ирина, присаживаясь рядом. Она взяла его руку. – Мне было бы неприятно, если бы ты пожалел о том, что поцеловал меня.
Боль, прозвучавшая в её голосе, подталкивала спросить, что скрывается под этими словами, но годы разлуки лишили его права на любопытство.
– Я никогда не жалел о том, что поцеловал тебя, – сказал он, глядя на губы Имерины и желая поцеловать их снова, хотя бы для того, чтобы доказать правоту своих слов. – Но я принял решение и действовал, не обдумав его, и не был уверен, что ты не против.
– Ты не заметил, как я отреагировала? – дразнящий тон женщины ослабил мужское беспокойство.
– Конечно, заметил, – сказал он. Тимофей замечал каждый вздох, каждое движение её рук на его спине, и одного воспоминания было достаточно, чтобы снова заволновался. – Хотя немного запутался в своих реакциях. Я не должен был предполагать, что это то, чего ты хочешь.
– Беспокоишься о согласии? – удивилась Ирина.
– Да. Не думаю, что тебе не понравилось. Ты оттолкнула бы меня, если бы не хотела, чтобы продолжал. Но я сделал всё как-то неожиданно.
– Ты сделал это, и я была удивлена, – призналась собеседница. – Но я хотела этого поцелуя так же сильно, как и ты. Может быть, сначала этого и не понимала, но это правда.
Её слова принесли облегчение.
– Приятно слышать. Ты ведь ни с кем не встречаешься?
Она резко рассмеялась.
– Нет, большинство людей ещё думают, что я замужем. Пройдёт немало времени, прежде чем кто-нибудь приблизится к бывшей жене Кирилла Петровского. Или к дочери Петра Баркова, – тон её был самоуничижительным, и она отпустила руку Тимофея, чтобы и прислониться к изголовью. – Ты был одним из немногих, кто не боялся моего отца. В ближайшее время мне не придётся беспокоиться о том, что мужчины станут выстраиваться в очередь к моей двери, чтобы взять её штурмом. Не то чтобы у меня была дверь, которую нужно штурмовать…
Тимофей увидел беспокойство в её глазах и захотел, чтобы оно исчезло.
– Так и будет. Это временная неудача.
– Ты говоришь, как Женя.
– Приятно знать, что она ещё умна.
– О, это так. Большая умница, – Ирина рассмеялась. – Без неё я бы не пережила ни ту ночь, ни несколько других. Мне повезло, что она есть в моей жизни.
Тимофей задумался: вернулся бы он, если бы знал, что с ней случилось? Может быть, она была бы с ним, и в её жизни не случился тот пожар. От мысли, что она могла быть в здании, когда оно загорелось, у сыщика сжалось сердце. Он подвинулся ближе и, сделав над собой усилие, удержался от прикосновения.