Поединок над Пухотью
Шрифт:
— Оперативники из штаба дивизии, — подсказал Верзилин, — нам пока там быть не положено. Да теперь, наверное, скоро, — пробовал успокоить разведчиков старшина, нос у которого совсем посинел.
— Ну уж я замерзать не намерен! — Драганов подошел к часовому, о чем-то спросил и исчез в «предбаннике». Через минуту он появился снова. — Заходь, хлопцы.
Хорошенькая телефонистка слегка повернула голову, тряхнув кудряшками, приложила пальчик к губам и беззвучно рассмеялась.
— Принято, землячка, все в ажуре. — Драганов энергично махнул рукой. —
Поперек блиндажа — перегородочка из плащ-пала-ток, за нею громкие, раздраженные голоса. Ступая на носки, разведчики прошли в угол к железной печке, окружили ее, припали к теплой жести ладонями, открыв дверцу и распахнув шинели, подставляли теплу озябшие колени. Драганов замешкался возле телефонистки, выясняя ее семейное положение. За перегородкой чей-то голос перешел в крик. Ему вторил другой, низкий красивый баритон, и еще один, немного глуховатый, с хрипотой, медлительный и бесцеремонный.
— Ваша нерешительность граничит с преступлением! — горячился первый, срываясь в фальцет. — У вас сейчас три батальона полного списочного состава!
— За все три я не дал бы и одного взвода опытных бойцов, — отвечал ему баритон.
— Вы обязаны были подготовить личный состав.
— За такой срок научить целиться из винтовок и то трудно, а освоить новую технику просто невозможно.
— Я доложу о вашем бездействии, полковник Бородин!
— Докладывайте, подполковник Степняк. Заодно скажите, что у меня нет подрывников, саперов, даже путных связистов, мало артиллерии.
Тот, чья фамилия была Степняк, немного помедлил и заговорил уже не так резко:
— Вы отлично знаете, полковник, что все силы армии сейчас в наступлении. В тылу остались одни зенитчики для прикрытия мостов и гарнизоны…
— Я просил всего один артдивизион и роту саперов! — перебил его Бородин.
— Командование не может снять с фронта и одного орудия.
— Здесь тоже фронт. В любую минуту мои подопечные, как вы их называете, могут двинуть на запад, и мне их не удержать.
— Если это произойдет, полковник Бородин, вы лично ответите головой.
— Черт знает что! — рявкнул Бородин, и плащ-палатка заколебалась от того, что полковник встал и начал ходить по блиндажу.
— Может быть, начнем разговор по существу? — вмешался кто-то более сдержанный, — Обсудим создавшуюся обстановку, примем решение…
— За этим и приехали, — буркнул недовольно Степняк.
Некоторое время все молчали, потом Бородин сказал:
— Вы приехали не за этим. А за тем, чтобы, как говорят солдаты, вставить мне фитиль в одно место. — Он удалился от перегородки и, кажется, сел. — Но мне приказано доложить о готовности только в том случае, если я буду действительно готов, и я не собираюсь вводить в заблуждение командование. К тому же хватит бессмысленных жертв. Под ружьем последний резерв страны, для нас с вами это не секрет. — Он снова помолчал. — Не такой помощи ждал я от вас, Юрий Владимирович! Три батальона необученных солдат против почти двух полков отборных головорезов!
— Однако ж эти
— Не бездействуют, подполковник. Уже не бездействуют. За последние дни в каждом моем батальоне снято с постов по два человека.
— Что значит снято?
— Ну, взято, похищено, украдено, черт побери! Эсэсовцам нужны «языки». По моему приказу были усилены посты, но и после этого солдаты продолжали исчезать. У генерала Шлауберга прекрасная разведка…
— Скажите! А мы и не знали!..
— Не иронизируйте. О каждом отдельном случае я докладывал, но вместо помощи получал нагоняй и советы поменьше спать. Очевидно, полковник Рябков думает, что со Шлаубергом покончено.
— Полковник Рябков вообще большой оригинал, — задумчиво проговорил Степняк, — чтобы его в чем-то убедить, приходится каждый раз пролезать в игольное ушко… Кстати, какой помощи вы от него ожидали? Он не командующий, а всего-навсего начальник разведки армии.
— Мне нужны разведчики. Старые, опытные бойцы и командиры.
— Ишь чего захотели! Впрочем, что я говорю! У вас же и разведка почти укомплектована! Процентов на семьдесят, я думаю.
— Юрий Владимирович, мне надоело говорить об одном и том же. Разведка более других нуждается в опытных кадрах, а у нас среди офицеров ни одного профессионала. Положенный полку разведвзвод только формируется. Взяли кого из пехоты, кого из артиллерии.
— А те два младших лейтенанта? Я сам с ними беседовал. Прямо из училища. Что вы на это скажете?
— Пока ничего. Мне нужны лазутчики. Бывалые, стреляные. Сейчас от таких зависит все. А из этих один стихи пишет, другой абсолютно безынициативен. Там, куда они пойдут, нужны другие качества.
За перегородкой снова наступила тишина.
— А не переоцениваете ли вы, Захар Иванович, этого Шлауберга и его разведку? — спросил наконец Степняк. — У страха, говорят, глаза велики! Ну, положим, сняли с постов нескольких солдат… Да когда же такого не бывало? Они у нас, мы у них…
— У меня гибнут не одни солдаты. Недавно ударом ножа в шею был убит командир огневого взвода лейтенант Гончаров. Правда, он был зенитчик, а не пехотинец…
— С ним погибла санинструктор Рогозина, — подсказал кто-то.
— Да, знаю. — Степняк помолчал. — А тот лейтенант? Он что, оказывал сопротивление?..
— Да. Возле него нашли его собственный кинжал и следы крови. Кровавый след вел через овраг к реке. Там обрывался. Скорей всего труп убитого Гончаровым разведчика эсэсовцы спустили под лед.
И снова за перегородкой долго молчали. Затем подполковник сказал:
— Конечно, «язык» им необходим. Что за люди пропавшие солдаты? Могли они, скажем, под пыткой сообщить немцам важные сведения?
— Важнее всего для Шлауберга знать состав моего полка. А эти сведения получить не так уж трудно. Солдат он брал из всех трех батальонов.
— Значит, вы считаете, полковник, что теперь они знают, с кем имеют дело?
— Считаю.
— И думаете, что после этого пойдут на прорыв?