Поединок с собой
Шрифт:
– Психи, что ты хочешь! Наверное, заступился за Мишеля... Да, но кто умер, тот умер. А вот каково бедняжке Луизе!
– А что с ней?
– Как – что? Обгорела вся. Волосы сгорели, лицо все обожжено. И вообще она сама не своя. Врачи говорят – нервный шок, но это по-научному, а попросту это называется: горе...
– Разве она так любила мужа?
– Не в муже дело, чудак. Она не мужа кинулась спасать, а своего красавчика Раймона. А он на нее теперь и глядеть боится. Зайдет, постоит у порога, а сам смотрит в сторону. У него палата вся цветами заставлена, как
Альбер отвернулся. Счастливый Роже, ему в общем-то совсем безразлично, что на его глазах погиб целый мир, фантастический, невероятный мир, созданный волей, воображением, нечеловеческой энергией одного гениального человека. «Профессор Лоран умер от горя. Я сам не знаю, что со мной делается. Я бы тоже хотел умереть, слишком все это тяжело. А Роже думает о том, какие шикарные поклонницы у Раймона. Это проще. Лучше жить проще. Но как же это сделать, если всю жизнь будешь помнить лабораторию профессора Лорана?..»
– Этого нельзя забыть! – сказал он вслух.
– Нельзя, это верно, – согласился Роже. – Я как закрою глаза, так все и вижу перед собой. Умирать будешь – и то вспомнишь.
– А чего ж ты всякую чепуху болтаешь?
– Чудак ты! Чтобы поменьше об этом самом думать! – снисходительно пояснил Роже. – А то ведь и свихнуться недолго.
В палату вошел Раймон. Он побледнел, похудел, глаза стали больше, это ему очень шло, и даже большое красное пятно ожога на левой щеке не портило его, а скорее придавало какой-то романтический вид. Плечо у него было перебинтовано и залито гипсом, но двигался он свободно и, по-видимому, чувствовал себя неплохо.
– Привет, друзья! – сказал он, садясь на табуретку у койки Альбера. – Как дела?
– Ничего дела, – пробурчал Роже.
– Не хотите поговорить с моими коллегами? Они жаждут подробностей, сами понимаете...
– А мы ничего такого не жаждем, сам понимаешь, – сказал Роже.
– Ну, как хотите, – мирно проговорил Раймон. – Я думал, вам будет интересно поговорить, рассказать людям, что видели...
– Ты лучше расскажи нам, как дела Луизы, – сказал Роже.
– Луизы? – Раймон вдруг заинтересовался своими ногтями. – Что ж Луиза? Она понемногу выздоравливает...
– А дальше как?
– Дальше? Ну, я пока ее не спрашивал. Она столько пережила...
– Вот именно! – сказал Роже. – А все-таки?
– Что – все-таки? – Раймон начал сердиться. – Я не понимаю, чего вы от меня добиваетесь!
– Ничего мы от тебя не добиваемся. Просто жалеем Луизу.
– Я тоже ее жалею, поверьте... – Раймон встал.
Роже посмотрел на него, презрительно хмыкнул и отвернулся.
– Что вы хотите, ребята? – Раймон вдруг заговорил совсем иным тоном, гораздо более серьезным и искренним. – Я понимаю, вы считаете, что я обязан... ну, словом... Но вы можете, меня понять, вы сами все это пережили... Как я погляжу на Луизу, так у меня в
– Я и не говорю... – сказал Роже.
– Ну вот, а теперь мне страшно. Меня хватает на то, чтоб, стоя на пороге палаты, говорить с Луизой... и все... Я ничего не могу с собой поделать! Неужели вам это непонятно?
– Нам это понятно, – сказал Роже. – И это, и еще кое-что.
– А именно? – уже резко спросил Раймон.
– Именно то, что ты на этом деле хорошо заработал, как и рассчитывал. А накладные расходы никому не по вкусу. Вот и все.
– Я отказываюсь продолжать разговор в таком тоне, – заявил Раймон.
– Нужен ты мне очень, – сказал Роже, не поворачивая к нему головы. – У меня, понимаешь, тоже нет охоты с тобой разговаривать.
Раймон остановился у порога:
– Мне, право, очень жаль, что вы так настроены... Альбер, может, вы объясните Роже, что я...
– Выкатывайся, да поживей, – сказал Роже не шевелясь. – Нечего мне объяснять, я не маленький.
Раймон выразительно развел руками – мол, снимаю с себя вину, – и ушел.
– Чего ты к нему привязался, в самом деле? – морщась от головной боли, сказал Альбер. – Что ты хочешь: чтоб он женился на женщине, которую не любит? Кому от этого будет легче, спрашивается?
– Я хотел бы, чтоб на свете было поменьше сволочей. Вот чего я хотел бы, – сказал Роже. – А вообще мне на него плевать. Пускай делает свой бизнес, как говорят американцы.
– А ты бы мог жениться на женщине не по любви, а из жалости? – спросил Альбер. – Ты считаешь, что это правильно – так поступать?
Но с Роже, как всегда, было нелегко разговаривать.
– Без любви? – спросил он. – Почему это без любви? Да я бы ее любил, вот и все!
Под вечер молоденькая сиделка принесла громадный букет темно-красных роз.
– Это вам посылает мсье Лемонье, из четвертой палаты. – Она сияла. – Он такой добрый, такой милый, этот мсье Лемонье!
Роже встал и, склонив голову набок, с интересом осмотрел букет.
– Дорогая мадемуазель Анриетта, – торжественно сказал Роже, – я рассчитываю на ваше доброе сердце. Если вы действительно хотите осчастливить нас, ваших восторженных поклонников с этой минуты и до самой смерти, то умоляю вас... – он сделал театральную паузу, – умоляю вас, подметите этим шикарным веником нашу скромную палату!
– Мсье шутит? – пролепетала сиделка.
– Вовсе нет. Просто я всю жизнь мечтал, что буду ступать по розам. Или хотя бы по лепесткам роз. Но все не приходилось, дорогая мадемуазель, поверите ли! – Он нарочито шумно вздохнул. – И вдруг – такой случай! Ну, осчастливьте же нас!
Сиделка начала пятиться к двери. Роже расхохотался:
– Слушайте, Анриетта, вы зря пугаетесь. Возьмите лучше себе эти цветы. А доброму, милому мсье Лемонье передайте, что он просто ошибся адресом...
Раймон натянуто улыбнулся.