Поединок соперниц

Роман Симоны Вилар «Поединок соперниц» посвящен романтическому Средневековью. Начиная его читать, сразу вспоминаешь строки Пушкина: «…Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой…» Такие женщины стали героинями этого романа. Здесь их две, и обе они с равными правами претендуют на внимание читателя.

Равными ли? Одна из них, Бэртрада, никак с этим не согласилась бы. Ведь она дочь короля Англии и Нормандии, красавица, умница. Несмотря на молодость, она уже сильный боец и опасный противник в мире придворных интриг. А что вторая — саксонка Гита? Она, правда, тоже знатного рода, но давно осиротела и живет в

монастыре, где занимается перепиской книг. Все, чем она владеет, — старая башня среди болот. Разве может она быть соперницей блестящей красавице, выросшей при дворе одного из самых могущественных земных властителей?

Судьба сделала этих двух девушек различными во всем, кроме одного. Обе они назвали своим избранником одного и того же человека — рыцаря из Святой земли по имени Эдгар Армстронг. И если Бэртрада сама выбрала Эдгара — красивого, сильного мужчину и доблестного воина, да и богатого человека к тому же, словом, подходящего жениха для такой, как она, — то Гиту привела к нему сама судьба, случайность, обстоятельства, которым она не смогла противиться. Как не смогла потом противиться влечению своего сердца, привязавшего ее к Эдгару навсегда вопреки всем враждебным обстоятельствам. И кто победит в борьбе: та, что привыкла только брать, или та, что готова всем пожертвовать ради тех, кого любит?

Роман Симоны Вилар написан в интересной форме: в каждой очередной главе повествование ведется от лица другого персонажа. Обязательно надо отметить, что Симона Вилар использовала этот прием с блестящим мастерством: в центре внимания каждый раз оказывается именно тот из многочисленных персонажей, кто находится в сердце развивающихся событий, от кого сейчас в наибольшей степени зависит ход всей истории. Рассказы о пережитом и перечувствованном не повторяются, но дополняют друг друга, позволяя читателю увидеть события с разных точек зрения.

Эта форма предъявляет к читателю определенные требования. Каждый из персонажей доносит до вас свою собственную правду как бы без посредства автора, и читателю предстоит самому анализировать характер и поступки каждого героя. В чем настоящая сила человека: в том, чтобы требовать от людей признания, а от судьбы различных благ, идти на поводу у своих желаний и заботиться только о себе? Или в том, чтобы суметь в решительный миг пожертвовать своим благополучием, честью и даже жизнью, спасти тех, кто доверился тебе? Одна из этих женщин всегда и во всем требует своего. Другая, при внешней мягкости и кажущейся слабости, тверда, как стальной клинок. Роман помогает нам понять, в чем истинная сила мужчины и женщины, учит распознавать внутреннюю суть человека, отличать то, что он говорит о себе, от того, что о нем говорят его поступки.

Этот роман чем-то похож на замок Гронвуд — они оба строятся у вас на глазах. Населяющие его люди — дети своего, давно ушедшего времени, и все же в самом главном они очень похожи на нас. Ведь каждый человек, в каком бы веке ему ни привелось жить, от рождения до смерти ведет свой поединок с судьбой. И каковы бы ни были обстоятельства, только от нас зависит, покажем ли мы себя достойными соперниками. Ведь наше оружие — сила духа, решимость, достоинство и любовь — не ржавеет с течением лет…

Я всегда знала, что могу добиться всего, чего захочу.

Конечно, я не была настолько наивной, чтобы не понимать — для получения желаемого следует приложить немало усилий, к тому же не все приходит сразу. Но в одном могу поклясться — ни разу я не познала поражения. Это давало мне повод гордиться собой, ходить с высоко поднятой головой,

ничуть не стесняясь своего происхождения.

Да, пусть я была незаконнорожденной, но в то же время и принцессой Нормандской. Ибо мой отец — сам Генрих I Боклерк, герцог Нормандии и, свыше того, король Англии. Правда, в Англии я бывала редко, больше жила в континентальных землях отца. Я была «дитя двора», девица, выросшая в королевском окружении, незаконнорожденная принцесса, и пусть бы только кто попробовал мне сказать, что я не более чем одна из ублюдков моего любвеобильного батюшки.

Моя мать давно умерла. Я ее не помнила, знала только, что она была вдовой нормандского рыцаря, некогда обратившаяся с прошением к королю, а уж Генрих Боклерк редко упускал приглянувшуюся даму. Так я и появилась на свет, одна из множества его внебрачных детей. Но ко мне отец относился особо, так как я рано осиротела, и мне с няней Маго было позволено жить при дворе. Поэтому с раннего детства я дышала воздухом дворцовых тайн, училась понимать в них толк и использовать себе на пользу. Интриги! Ничто так не волновало меня. Я жила этой жизнью, и она мне нравилась. О, я быстро научилась распознавать свою выгоду и никому бы не позволила себя обидеть.

А ведь в последний раз меня посмел задеть сам примас [1] Англии архиепископ Кентерберийский. Этот святоша во всеуслышание осудил мою манеру туго затягивать шнуровку платья, подчеркивая фигуру — дескать, тем самым я намеренно выставляю напоказ каждый изгиб тела и смущаю мужчин, вызывая у них плотские помыслы. Как будто мужчины не думают об этом ежедневно! Вдобавок этот лицемер съязвил, что ничего иного и не следовало ожидать от девицы, чья мать была шлюхой короля и чье имя сам Генрих уже и не помнит.

Кто бы снес подобное оскорбление? И я показала, что смогу отомстить даже главному церковнику Англии.

Кем это сказано, что Церковь вне юрисдикции короля? Уж по крайней мере не такого, как мой отец, — Генрих I держал всех этих длиннополых в кулаке. К тому же любой церковник является подданным короля. Поэтому я навела справки об архиепископе и выяснила, что примас благоволит саксам, этому грубому, мятежному племени, которое некогда огнем и мечом покорил мой грозный дед Вильгельм Завоеватель [2] . Стоило ли об этом узнать королю? Разумеется. И уж я постаралась представить все в таком свете, что примас выглядел едва ли не смутьяном.

Наградой мне стала восхитительная сцена: отец устроил святоше гневный разнос, а под конец велел покинуть двор, заняться делами духовными и не совать свой нос туда, куда не следует.

Пристыженный архиепископ Кентерберийский поспешил уехать, но прежде чем он укатил, я постаралась, чтобы его известили, кто донес на него. Его последний укоризненный взгляд был мне слаще меда. Как порадовало то боязливое почтение, с которым стали относиться ко мне, поняв, какое влияние я имею на родителя. Ибо я была Бэртрадой Нормандской! Или Английской, если угодно. Так меня полагалось называть до той поры, пока я не выйду замуж и не стану носить имя супруга.