Поединок. Выпуск 14

Леонов Николай Иванович

— Талант? Да! Но Наташа — это в первую очередь труд! Работоспособность феноменальная.

— А вам не обидно, что лучшая ваша ученица... — начал Алексей.

— Обидно, — перебила тренер, — но с этим ничего не сделаешь. Брест — это Брест... А Москва — Москва. Условия и возможности...

— А сейчас у вас, Ирина Петровна?

— Хорошие девочки, не жалуюсь. Но такие, как Наташа, рождаются не каждый год.

Наташа замерла, музыка кончилась, раздались аплодисменты.

Наташа и Алексей вышли из спортзала.

— А как относится к вашим отъездам

муж? — спросил Алексей.

— Задавайте этот вопрос ему лично, — Наташа кивнула на Бравина, который со свертками в руках стоял у дерева неподалеку.

— Здравствуйте, — Алексей поклонился. — Брал интервью у вашей очаровательной супруги.

— Поздравляю, товарищ Юганов, — Бравин взглянул холодно. — Это даже мне удается не каждый год.

— Какая память! — Алексей улыбнулся, затем поклонился Наташе: — Благодарю, всего хорошего.

— Чего же вы не спрашиваете? — Наташа взяла Бравина под руку.

— Товарищ капитан уже ответил, — Алексей сделал шаг назад, быстро щелкнул фотоаппаратом.

Бравин стоял в коридоре своей квартиры на табуретке, закрепляя новый плафон. Наташа следила за мужем и улыбалась:

— Нет худа без добра.

Бравин спрыгнул на пол, щелкнул выключателем:

— Люкс! — Он прошел в комнату. — Где ты познакомилась с этим хлюстом?

— Олег! — Наташа недовольно сморщилась и начала переставлять тумбочку от тахты к окну. — Юганов... Юганов... Неужели тот самый, что написал обо мне семь лет назад?

— Стоит оставить тебя одну, как рядом мужик.

— Я — Наталья Серебрякова! — Наташа тряхнула волосами...

— Народное достояние...

— Да! Когда я выхожу на ковер, объявляют: «Советский Союз!» — Наташа подошла к Бравину, обняла: — Ты же обещал, Олег. У меня только две недели!

— Я женат две недели в году, — Бравин вздохнул.

— Ну что делать, Олежка, — Наташа поцеловала мужа, отошла и устало опустилась на тахту. — Я хлебнула славы... Цеплялась за сборную из последних сил. Я на излете, Олежка. Сейчас на первенство Европы не попала... Надо быть все время там, на сборах, на виду... Помоги мне, Бравин.

Бравин опустился на колени, обнял жену.

— Мне одиноко без тебя... Ты можешь перевестись в Москву? — прошептала Наташа.

Бравин бесцельно гулял по городу. Город засыпал, дома походили на корабли с редкими бортовыми огнями, шаги запоздалых прохожих звучали непривычно громко и тревожно. Нарушил тишину девичий смех и тут же затерялся в пустоте. Изредка, слепя фарами, проносились машины.

Бравин шел и шел, неторопливо и уверенно, словно имел какую-то цель, наконец вышел к вокзалу и остановился. Он смотрел на здание, словно видел его впервые. Сюда чаще подъезжали машины, доносились неразборчивые объявления. Бравин помедлил в нерешительности, затем неторопливо вошел в здание.

— Скорый поезд номер... Москва... Отправляется со второго пути. Отъезжающих просят пройти в зал таможенного досмотра...

То же объявление повторили на английском, затем на немецком.

Зал

ожидания зашевелился, катили свои тележки носильщики. Мелькнули серые фуражки таможенников и зеленые — пограничников.

Бравин, облокотившись на закрытый киоск, смотрел на все происходящее, как сторонний наблюдатель.

Прошел пограничник, взглянул на Бравина и козырнул. Бравин поднял было руку, но тут же опустил, одернул пиджак и прошел в ресторан. Бармен приветливо ему кивнул:

— Здравствуйте, Олег Сергеевич, непривычно видеть вас в штатском.

— Здравствуйте, — ответил Олег. — Сок, пожалуйста... и сигареты.

Бармен поставил перед Бравиным стакан с соком, посмотрел на скудный выбор сигарет, достал из-под прилавка пачку «Мальборо», открыл и положил на стойку.

В бар вошли два офицера-пограничника, громко, с порога заявив:

— Володя, два двойных!

Бравин увидел вошедших в зеркало, вделанное в заднюю стенку бара, взял сок и сигареты и ушел за столик в углу.

Бармен проводил его взглядом, подал пограничникам кофе, открыл минеральную воду.

Бравин сидел в дальнем углу один и смотрел на своих товарищей, которые о чем-то разговаривали, жестикулируя, порой громко смеялись, и думал о том, что не сможет разорвать связь с этим миром, так же как Наташа не может уйти из спорта. Только жене осталось в спорте год, максимум два, а у него впереди целая жизнь. «Любимая женщина просит помочь, а я все о себе думаю, эгоист».

Он заставил себя вернуться домой. Жена спала. Бравин тихонечко лег с краю и задремал. Казалось, тут же проснулся, но уже начинало светать, и комната выступала из темноты асимметричными ребрами мебели, как выступают очертания на плавающей в проявочной ванночке фотографии.

«А может быть, помочь — это не поддерживать Наташку в обреченной борьбе, не рваться к ней в Москву, а добиться переезда жены в Брест?»

Утром Алексей зашел в фотоателье и уселся под яркими лучами ламп.

Фотограф вышел из-за аппарата:

— Вам на заграничный паспорт?

— Если не затруднит.

— Куда собираетесь? — фотограф переставил аппарат, включил дополнительный свет.

— Париж...

— Внимание... — фотограф скрылся за аппаратом.

Поднявшись со стула, Алексей достал из кармана коробочку с пленкой, протянул фотографу:

— Проявите и напечатайте, здесь всего три снимка.

— Из-за трех снимков угробить такую пленку?

Алексей протянул деньги:

— Сегодня!

— Сегодня? — фотограф взглянул на купюру, спрятал в карман. — Зайдите после обеда.

Жизнь на шоссе Брест — Варшава шла своим чередом. Машины уезжали за границу и приезжали из-за границы. Машины советских марок и иностранных, в большинстве случаев запыленные, стояли у здания КПП. Звучала разноязыкая речь, суетились люди: поляки вели себя подчеркнуто по-приятельски, французы и итальянцы были темпераментны и суетливы, австрийцы и немцы — аккуратны, сдержанны, несколько надменны.