Поединок. Выпуск 18
Шрифт:
– Кольцо, кольцо!
– Кольцо, – вернулся капитан, – в наследство досталось.
– От фирмы «Икар»?
Капитан схватил Алину за руку, потащил по лестнице вниз, открыл зев мусоропровода.
– А ты выброси, выброси его, – посоветовал. – Выброси!
– Жа-алко, – улыбнулась Алина после паузы и поиграла бриллиантиками под светом далекой пыльной лампочки.
– Тогда носи! – и капитан, бросив Алину возле мусоропровода, через две ступеньки на третью взлетел на площадку, скрылся в Алининой квартире.
Милицейский майор – любитель Солженицына
И снова сидела Алина в кабинете Мазепы, и снова листала то,
Рука, посверкивая бриллиантиками, работала уже по инерции, что изобличало неоднократность и почти бездумность процедуры, но вдруг получила осмысленный приказ от мозга, вернулась на несколько бумажек назад, остановилась возле фотографии убитого, помедлила мгновенье, пошла на один лист вперед: на фото общего плана. Снова двинулась дальше, но уже медленно, внимательно: фотографии, тексты, документы…
Вот она, заноза! На фото гильза и рядышком сплющенная пуля, извлеченная из стойки бара.
Алина несколько, раз перевела взгляд с пули на гильзу, с гильзы на пулю, полезла в шкаф, извлекла каталог оружия. Остановилась на маленьком, ладном «зауэре». Справилась для верности, хоть помнила его наизусть, с заключением баллистической экспертизы.
Встала, вышла в коридор, зацокала каблучками по лестнице, переходам, отвечая на приветствия встречных: ее тут уже почти все знали, и добралась наконец до двери с надписью «Криминалистический музей», толкнула ее.
– Не могла б я взглянуть на «зауэр»? Подержать в руке. Как он выглядит? – обратилась к немолодому, толстому майору, читающему Солженицына.
Майор, кажется, был один из немногих, ради которых надо было три фразы назад вставить слово «почти».
– Что-то я вас не припоминаю. У вас разрешение есть?
Алина полезла в сумочку за измятой, полковником подписанной, секретаршею припечатанной бумажкою.
Майор внимательно изучил ее, сверил лицо предъявительницы с фотографией на предъявляемом документе.
– Ну! – нетерпеливо подогнала Алина: длинное путешествие по запутанным коридорам, а теперь вот еще эта идиотическая медлительная недоверчивость майора грозили разрушить в сознании смутную догадку, которую Алина пока не сумела бы даже сформулировать.
– Что ну? – майор был более чем невозмутим и явно не спешил никуда, даже вернуться к прерванному чтению.
– «Зауэр», «зауэр»! – и Алина протянула требовательную ладошку.
– Ах «зауэр»! – обрадовался майор тому, что понял наконец, чего от «его ждут. – Да что вы, милая девушка! «Зауэра» у нас нету. Что вы! Откуда?! У нас вообще импортного оружия не бывает. Самоделочки в основном: ножи, заточки. Есть один старый ТТ. Если хотите… – и майор чуть было не скрылся в закутке.
– Погодите! – остановила его изумленная Алина – А чего ж вы тогда голову морочили, разрешения спрашивали?
– Разрешения? – задумался майор снова.
Алина повернулась на каблучках, вышла, хлопнув дверью.
Майор потянулся за отложенным Солженицыным, но прежде чем открыть книгу, пробурчал:
– А потому, барышня, что то, что у нас ничего нету, – это тоже секрет. Может, самый как раз главный.
Над обрывом
Когда Богдан пригласил Алину съездить на дачу, ей и в голову не могло прийти, что придется пилить добрых часа полтора. Не дача, а загородное, что ли, именье, крохотное, но именье: уединенное, довольно высоко в горах – эхо выстрелов звучало здесь суховато и разносилось далеко.
Стрелял Мазепа не по стандартной мишени, а по плакату застойных времен, изображающему бравого
– Пиф-паф ой-ой-ой, – сказал наконец капитан и выдул из ствола пороховой дым.
– А можно я? – спросила Алина.
– Чего ж я тебя сюда тащил? Думаешь, только похвастаться собственной целкостью?
– С тебя бы как раз сталось. Вильгельм Телль!
Капитан перезаряжал пистолет.
– Только как за патроны отчитаешься?
– Перед кем? – с некоторым вызовом поинтересовался Мазепа.
– Ну… перед…
– Девочка ты моя милая, – сказал Богдан наставительным, усталым тоном. – На тренировочные стрельбы нам в год выдается девять патронов. Девять! И те в тире, с рук на руки. Пиф-паф ой-ой-ой, как говорится. Так что если пользоваться только теми, за которые следует отчитываться… Вижу, вижу немой вопрос в твоих очаровательных глазках: а где ты их берешь, Мазепа? Если скажу, что покупаю на черном рынке, ты, во-первых, конечно же спросишь, откуда у меня деньги, и уже, во-вторых, уличишь в потакании преступности. Остается предположить воровство и коррупцию в недрах самого Министерства внутренних дел, не так ли? Ты права, моя маленькая: все это чрезвычайно, крайне печально. Но согласись: куда печальнее было бы, если б меня – пиф-паф ой-ой-ой – подстрелили при исполнении, из-за того что я тренируюсь раз в год девятью патронами, а они – когда захотят и сколько захотят. Единственное, как сказал некогда скучный, но великий Герцен, что охраняет нас от дурных российских законов – он, разумеется, и Малороссию имел в виду, ибо четвертую сотню лет она входит в состав Российской империи, – это столь же дурное их исполнение. Да, и зафиксируй, пожалуйста, для будущего очерка высокий образовательный статус рядового оперуполномоченного. Ну стреляй…
– А мишень?
– Что мишень?
– Не поменяешь?
Капитан пожал плечами.
– Экономишь на невесте? – осведомилась Алина.
– Экономлю силы для невесты. В тех же самых недрах, дорогая, этих мишеней… Настоящих, кружочком – таких дефицит, а этих… А когда вот на днях перестройка, – последнее слово капитан произнес с утрированным иностранным акцентом, английским, что ли, – пиф-паф ой-ой-ой, новую партию притащу.
– В чем же проблема?
– Давай пари: если хоть одна пробоина после твоей стрельбы там добавится, – кивнул капитан на изодранный плакат, – выполняю три любых твоих желания.
– Любых?
– Чтоб мне птички в рот накакали, – поклялся Богдан.
– И даже расскажешь про убийства в «Трембите»?
– О Господи! – шлепнул капитан ладонью по лбу в не столь уж и шутливом отчаянье. – И далась тебе эта паршивая «Трембита»!
– Расскажешь или нет?
– Расскажу, расскажу.
– Честно?
– Ты попади сначала!
– А если не попаду?
– Не попадешь – не расскажу.
– Это весь мой проигрыш?
– Не весь, – раздраженный разговорами о «Трембите», капитан только сейчас вспомнил, что предложил пари. – Пойдешь со мной в погреб.