Поединок. Выпуск 18
Шрифт:
Алина через силу откусила маленький кусочек.
– Ладно, вижу, что не расположены к разговору. От важного, должно быть, оторвал. Свободны, свободны. Если что вдруг – обращайтесь в любое время. Хоть ночью, хоть прямо домой, – и полковник протянул карточку с телефоном.
Алина встала и, так слова и не сказав и не прожевав угощение, аышла из кабинета.
Отодвинулась внутренняя какая-то портьерочка – бесшумно возник Шухрат Ибрагимович. Подошел к столу, запихал в рот пирожное, аппетитно задвигал челюстями.
– Прижать, – отнесся полковник
Шухрат Ибрагимович, не прекращая жевать, выразил сомнение качанием головой, а чуть позже, освободив артикуляционный аппарат, произнес:
– Такую, пожалуй, не очень-то и прижмешь. Выборделает. Понаблюдаем со вниманием. Может, и нам подскажет, как лучше себя повести. Выгоднее… – и засунул в рот очередной образец искусства львовских кондитеров.
Объединенный швейцарский банк
Чистенькие, словно пылесосом прососанные, а потом мыльной губкою промытые мостовые и тротуары; аккуратненькие домики – эдакие пряничные, из детских сказок; ухоженные, листик к листику, кусты и деревья; даже горы какие-то особенные, похожие на хорошо придуманную художником и великолепно выполненную в мастерской очень богатого театра декорацию, – Швейцария и на слайдах производила на Алину впечатление сильное. Новое, так сказать, время еще только-только, как мы уже упомянули, стучало в дверь, заграница еще оставалась покрытой флером недоступности и загадочности. Нет, Алина однажды ездила за рубеж, девочкою-подростком, с отцом, но та заграница была какая-то ненастоящая, менее даже настоящая, чем Прибалтика. То была Румыния: бедность, грязь, портреты…
Иван, Богданов приятель, то ли до сих пор не мог прийти в себя от недавней поездки, то ли, тягая туда-сюда рамочку дешевенького диапроектора, переносился ощущениями из обрыдлого отечественного быта в тог прекрасный эпизод жизни.
– Видите? Видите? Я как-то раз прямо не удержался: носовой платок накрутил на палец и по тротуару провел!
– Платок-то сохранил? – с легкой, незлой иронией поинтересовался Мазепа. – Не стираешь?
– Зря смеешься. Ты не способен такое даже представить! Вот клянусь – не способен. Не потому, что воображение бедное, а просто ни один совок,там не побывавший, представить себе не может, что и такая, оказывается, бывает жизнь. К бензоколонке подъезжаешь – хоть бы запах какой. Для смеха. Случайная капелька упала на брюки – найти не смог куда. Фантастика!
– А я, значит, по-твоему, совок?– задумчиво произнес Мазепа, в обнимку с Алиною устроившийся в низком, мягком, глубоком кресле, и взяв с посверкивающего в неверных разноцветных отблесках диапроекции сервировочного столика четырехгранную бутылку, плеснул из нее в стакан.
– Ты ж за рулем, Богдаша! – по-супружески укорила Алина.
– Думаешь, мою тачку кто-нибудь в этом городе посмеет остановить?
– А в высшем смысле?
– В высшем? – не понял
– Ну, – пояснила Алина, – в смысле уважения к закону как таковому? В смысле dura lex…
Капитан взял ее руку в свою и демонстративно повертел на изящном пальчике бриллиантовое колечко.
– Правы вы, Иван, правы, – вздохнула Алина. – Все мы тут совки. Типичные.
То ли положение хозяина обязывало отвлекать гостей от неприятных разговоров, то ли просто ни за что не хотелось ему возвращаться в окружающую реальность, только Иван пропустил перепалку мимо ушей и привлек внимание гостей к очередному изображению, придав голосу некоторую таинственность, а фразе – интонацию намека:
– А вот это вот как раз Объединенный швейцарский банк.
– Тот самый, в котором у меня не лежит ни франка, ты это имеешь в виду?
– Богдан! – зашипел Иван. Повертев у виска указательным, скосился на Алину, добавил громко и выразительно: – Тот самый, в котором ни у кого из нас не лежит ни франка!
– Ой! – изобразил капитан на лице, что крупно вляпался, и прикрыл рот обеими ладонями сразу, изобразил так натурально, что если бы не лукавый мгновенный взгляд на Алину, можно было бы и поверить. – Ладно, пора, – встал из кресла. – На свадьбу-то придешь?
– Чего это вы? – зажег свет хозяин. – Не интересно? – кивнул на экран. – Или обиделись? У меня еще два коробки…
– Сам же сказал: нам там не жить. Не выделывайтесь, девушки: слушайте полонез Огинского, – отозвался Мазепа и, обняв Алину, направился к выходу. – Да и некогда, – развел руками у самой двери. – Пиф-паф ой-ой-ой!..
Голиаф и Давид: связь через уоки-токи
«Шевроле» не «шевроле» едва успел остановить отъезжающую «Оку» тр'евожным сосом мигающих фар. Алина затормозила, высунулась в окошко.
– Опять коробка, – пояснил капитан, подойдя. – Пиф-паф ой-ой-ой!
– И опять покушение? – ехидно поинтересовалась Алина.
– Это вряд ли. Больше вроде бы некому. На буксире тянуть умеешь?
– Вот откажусь – будешь знать! Сам все время ноешь: что это, мол, я такая чересчур самостоятельная – на своем транспорте!
– Откажешься – по ноль два позвоню. Еще раз, как типичный совок, использую служебное положение в личных целях. А виновата будешь ты.
– Постой, – сменила вдруг тон Алина. – А в каком это смысле: больше некому?
– Что больше некому?– удивился капитан.
– То! – отозвалась журналистка. – Я спросила: не покушение ли? А ты ответил: больше некому!
– Я так ответил?! – изумился Мазепа.
– А то кто же?!
– Странно! С чего это я взял?
– Это уж точно: странно.
– Отличное место для выяснения отношений, – сказал капитан несколько уже раздраженно. – И время!
– Я не отношения выясняю… – начала Алина.
А Мазепа за нее закончил: