Поединок. Выпуск 18
Шрифт:
Заел луком. И почувствовал, как тепло медленно разливается по всему телу.
– Посиди-ка, ваше благородие, на скамеечке, подожди.
До чего же радикальное лекарство – спирт. Выпил, и ушла внутренняя дрожь, исчезло напряжение, покой пришел, если возможно его появление в тюремной бане. Появился парикмахер, поставил рядом с Бахтиным его начищенные до матового блеска сапоги, голенища были обвернуты чистыми портянками. – Не знаю, как благодарить тебя, братец.
– Эх, господин коллежский советник, разве я для другого бы старался… Он
– Пошел вон, болван, – спокойно, не поднимая головы, ответил Бахтин.
– Виноват, товарищ комиссар. – Матрос закрыл дверь. А тут и Литвин появился, с узлом в руках.
– Я, Александр Петрович, вам форменные суженки принес, да еще один китель. Бахтин одевался медленно.
– Ох и подтянуло вас, – срывающимся голосом сказал Орест.
Они вышли в коридор, где уже ждали Мартынов и Литвинов. – Поехали.
За спиной его лязгнул запор тюрьмы. И он оказался на улице, заснеженной и темной. Ни одного фонаря не горело ни на Лесной, ни на Долгоруковской.
– Значит, так, Александр Петрович, мы сейчас вас домой завезем, а потом я на минутку в ЧК и сразу к вам, – улыбнулся Мартынов.
– А вы меня так и не признали. – Литвинов открыл дверь машины. – Почему же? Париж. Улица Венеции. Кабачок. – Вы тогда нам очень помогли.
– Не надо никаких иллюзий на мой счет, – садясь в авто, ответил Бахтин, – я помогал не социалистам, а своему однокашнику по кадетскому корпусу.
Мотор тронулся, подпрыгивая на снежных ухабах. Мимо плыли темные дома Долгоруковской, промелькнули купола Страстного монастыря, вот и Большая Дмитровка. Авто затормозило в Камергерском.
– Ждите, – крикнул Мартынов, и машина скрылась в темноте. На лестнице Бахтин спросил: – Орест, лишнее оружие есть?
И почувствовал, как в карман опустилось что-то тяжелое. – Наган?
– Нет, кольт, двенадцать патронов в обойме и две запасных.
Бахтин нащупал холодную рубчатую рукоятку, и прежняя уверенность вернулась к нему.
Их встретил Кузьмин. И встреча эта была нежна и прекрасна. Кузьмин посмотрел на друга и ничего не сказал. Но по его лицу Бахтин понял все.
Он подошел к зеркалу и увидел стриженного наголо, как юнкера первогодка, весьма немолодого человека с изможденным лицом и сильно поседевшими усами.
– А ведь мы, Саша, – усмехнулся Кузьмин, – твой побег подготовили. Собрали золотишко. Ваш гример с охранником договорился, он тебя ночью повел бы в больницу, а там фельдшер, агент Ореста, тебя бы и выпустил.
– А где золото взяли? – Бахтин глубоко затянулся папиросой. – Литвин принес.
На всю квартиру разносился упоительный запах жареной картошки.
– А почему, Женя, ты меня не спрашиваешь о тюрьме? – Сам расскажешь.
Появился Литвин со сковородой, быстро накрыл на стол.
Только выпили по первой, как в прихожей раздался звонок. Приехал Мартынов. Он положил на кресло два больших пакета.
– Это ваш паек, Александр Петрович, – Мартынов
– Спасибо, Александр Петрович, вам есть о чем с друзьями поговорить, завтра в два пополудни вас ждет товарищ Дзержинский. Мотор я за вами пришлю. Счастливо оставаться. Мартынов бросил руку к козырьку и вышел.
Как только увезли Бахтина, Кувалда телефонировал сначала Заварзину: – Не успели.
– Понял. Через час на углу Палихи, напротив бани. – Буду.
Звонок Кувалды застал Рубина дома. Он выслушал сообщение и сразу начал собираться. Вот оно, значит, как. Опять сыскарь поганый выкрутился. Ну, теперь жди беды.
Григорий Львович сложил в два чемодана все ценное и необходимое ему. Погасил свет в квартире и вшел. Дверь он запирать не стал. Зачем? Пусть попользуется кто-то его барахлом.
Вышел, спустился на одну площадку вниз, и все-таки поднялся и запер квартиру.
Завтра он телефонирует в комиссариат и скажет, что уехал в Питер за пленкой. К его внезапным исчезновениям привыкли.
Кувалда сказал, что пару дней Бахтин сидел с Адвокатом. Наверняка Гришенька рассказал ему кое-что. Сломался так прекрасно продуманный план. Бахтин нужен был ему живой, чтобы шантажировать Заварзина. Уже складывались камушки один к одному. Еще чуть-чуть и завел бы он себе нового Козлова. Но ничего. Последние три дела и архив. Все. За месяц его в этом бардаке никто не отыщет.
Рубин, открыв ключом дверь черного хода, спустился во двор. В глубине у самого забора стоял каменный сарай, больше похожий на дом. Григорий Львович подошел, ловко справился с огромным висячим замком, открыл дверь и зажег свет. В сарае стоял новенький «рено». Всего несколько десятков машин успели переправить французы в Россию. Это была машина, специально рассчитанная на суровый климат. Рубин бросил чемодан в кабину, включил зажигание, взял ручку стартера и крутанул. И машина сразу же ответила ему рокотом двигателя. Григорий Львович усмехнулся. Ищи меня, Бахтин, ищи. Это тебе не шестнадцатый год, а пока надо сказать ребятам, чтобы его замочили. Рубин выехал, запер гараж. Закурил и вывел машину со двора. Он ехал в Петровский парк, который называли цыганской слободой. Там, года три назад, он тайно от всех купил дачу.
Когда до одиннадцати осталось минуты четыре, Кувалда нахлобучил кожаный картуз и вышел на Лесную. Он несколько секунд постоял, привыкая к темноте. С Лесной на Палиху ветер гнал снег. Кувалда поднял воротник кожаной куртки, глубже натянул фуражку, переложил в карман кольт. Матерясь, он шел вдоль трамвайных путей, по собственному опыту зная, что в темноте лучше ходить по середине улицы. Арки дворов в такую ночь становились опасными. Он дошел до угла и стал напротив бани. Темень. Внезапно в снежной круговерти мигнули фары авто.