Поединок. Выпуск 3
Шрифт:
Действительно, на первой моей лекции зал был набит битком.
Голубев. Он шел мимо меня, пошатываясь. Глупо икнул, когда заметил. Он видел, что я иду на причал.
На полпути к причалу я вспомнил, что забыл ключ от замка, которым запиралась швартовая цепь. Вернулся, решил заглянуть в кинотеатр.
Я опять увидел Голубева. Он что-то строгал в зале и был совершенно трезв.
Значит, он зачем-то прикидывался пьяным?
Прудкин.
За болтливостью
Я спрашивал себя — почему тот, кто давно и прочно внедрился и сидит здесь, должен обязательно держаться в тени? Почему он не может быть именно таким, как Прудкин? Именно таким — болтливым, расторопным? Обычным пробивным киножучком?
Наконец, последний, кого я подозревал, был траловый мастер Галиев.
Еще двое вызывали особое внимание. Колхозный повар Куркин и учитель рисования Терехов.
Я уже не один раз видел Терехова, прогуливающегося по набережной.
И особенно часто — около киоска Союзпечати.
Однажды, когда мы патрулировали побережье у запретзоны, я рассказал о своих подозрениях Васильченко. Тот выслушал меня молча. Показал рукой, что хочет взять штурвал.
— Ты должен был через это пройти.
Он по своему обыкновению помедлил.
Я следил, как катер режет волну. Висят в стороне, следуя рядом с нами, чайки. Что значит «должен был через это пройти»?
— Я тоже сначала подозревал всех. Не удивляйся. Прудкина — потому что он часто и, так сказать, законно ездит в город.
Васильченко подождал, что скажу я. Но я предпочел промолчать.
— Еще потому, что у него есть обыкновение часто прятать вещи в камеру хранения. Без всякого на то основания. Ведь ты обратил на это внимание?
— Обратил, — стараясь не глядеть на Васильченко, признался я. Я чувствовал себя довольно глупо.
— Знаю все это. Спрячет рюкзак дня на два. Уедет. Потом возьмет.
— Это просто так?
— Ну что ж. Я думаю, это либо левые фильмы, либо «товар». Шмотки. Часто ты это за ним замечал?
— Три раза, — помедлив, признался я.
— Три раза, — Васильченко сделал вид, что ему необходимо переложить курс. Это из чувства такта.
— Последний раз — на неделю, — сказал я, чувствуя неловкость и досаду.
— Может быть, на этот раз он что-то из нового достал? Для плана. Что там у нас анонсировано?
Я не ответил.
— Кажется, «Когда тебя нет»?
— «Когда тебя нет».
Васильченко поправил капюшон.
— Ладно, хорошо. Прудкина я снимаю.
— Что дальше у тебя? Галиев?
— Галиев.
— Так, Галиев. Это потому, что он входит в число тех, кто приехал три года назад. Так?
— Не совсем.
— Что еще? Ты встречал его на катере за банкой? У Малых Бакланов?
— Ты сам говорил, что знаешь всех браконьеров наперечет. Я его ловил там пять раз. С сухими сетями.
— Извини, Володя. Я забыл тебя предупредить.
— О чем?
— Ты знаешь, что у Галиева сейчас роман?
— Роман?
— Грубо говоря — связь. Ну, связь, роман, называй, как хочешь.
— При чем тут это?
Я понимал, что злюсь совершенно зря.
— А при том, что Галиев — прости — путается сейчас с Ольгой Толкуновой. Женой тралмейстера. Может, знаешь — Ваня Толкунов? С МРТ-4? Это — его жена. И встречается Галиев с ней за Малыми Бакланами. В запретзоне.
— Не знал.
— Там ведут прокладку тепловой магистрали. Трубы кладут. Есть там вагончик. Бытовка. Замка нет. Очень удобно. Прости, но это — жизнь. Ты, случаем, Галиева не там ловил? На траверзе этой бытовки? На его собственном катере?
— Допустим.
— При этом всегда — с сухими сетями. И удивлялся, что он в мой список не входит?
— Сдаюсь. Хватит. Снял Галиева.
— Только, Володя, не обижайся. Я ведь сам, повторяю, через все это прошел.
— Спасибо, что щадишь. Не нужно.
— Это неизбежно. Что там у тебя про Голубева?
— Про Голубева — ничего.
— Не будем говорить. Любит прикинуться пьяным, а сам трезв. Да? Это тебя смущает? Ну и что?
— Остался Семенец.
— Теперь — последняя кандидатура. Семенец. У тебя, видно, что-то серьезное есть о нем. Ну, признавайся сразу.
Я чувствовал — сейчас я просто ничего не могу поделать со своим раздражением.
— Есть серьезное или нет? Все равно же скажешь.
— Есть, — сказал я. — Но это серьезное кажется мне слишком серьезным.
— Об этом серьезном я тебе сейчас расскажу. Сам на этом чуть не поймался. И сам понял. Семенец заметил, что ты все время стремишься попасть на его траулер. Так?
— Допустим. Что же в этом?
— Ну, во-первых, сразу бросаются в глаза его нервы. Все время нервничает. Особенно когда ты в капитанской рубке.
— Это что — аргумент в его пользу?
— А однажды — может быть, совсем недавно, — когда ты стоял у него за спиной, он предложил тебе отдохнуть у него в каюте. Было такое?
— Было. Слушай, Андрей. Ну тебя к черту.
— Подожди. Дай я тебе расскажу, что было дальше. Ты спустился к нему в каюту. Так? И вдруг заметил — у него все незаметно помечено. Метки всюду понаделаны. Но такие, что и не заметишь сразу. Замаскированные. Ниточки, бумажки. На секретере, на ящике. Ему очень важно было узнать, будешь ли ты осматривать его вещи. Так или нет?