Поединок. Выпуск 8
Шрифт:
— А кем, интересно? — комендантша опять поправила косынку. — Работать?
— Вроде помощником вашим.
— Помощником? А не воспитателем? Что, должность новую ввели?
«Врать так врать», — подумал Ровнин. Да и потом, вряд ли Семенцов его подведет.
— Да как будто ввели.
— Ну вот и хорошо. У нас же тут, — Варвара Аркадьевна широко и театрально развела руками. — У нас же тут — одна молодежь! Работать удовольствие. Николаевна? — комендантша повернулась к тете Поле.
— Ну, я и говорю, — подхватила дежурная.
— Ребята, девушки, и все учатся, все за собой убирают. Совет общежития у нас, и вообще. Простите,
— Андреем.
Кажется, пока все идет чисто. Даже очень чисто. А может быть, слишком чисто?
— А по отчеству?
— Да ну! — Ровнин улыбнулся. — Я по отчеству не привык. Зовите просто Андреем.
— Договорились — Андреем. Сами-то местный? Южинский?
Проверка? Или от простоты душевной?
— Считайте, южинский. Родился здесь, ну, потом уезжал, армия, то, се. Сейчас вот вернулся.
— Как хорошо-то, — тетя Поля сложила руки. — Ой, хорошо-то. И плитку умеет класть. Умеешь плитку-то класть, Андрей? Не врешь?
— Плитку? — Ровнин понял, что если это не наигрыш, то здесь «тепло». Ценные слова. Впрочем, плитка — это всегда почти точно.
— Говорил ведь? — тетя Поля добродушно нахмурилась.
— А как же, говорил. Какую надо, декоративную или простую?
— Да уж я не знаю. Любую.
— И телевизор? — сказала комендантша.
— И телевизор.
— Так значит, — Варвара Аркадьевна взяла его за рукав. Перешла на полушепот: — Андрей! Андрей-ей! Все-о! Все, молодой человек!
— Ну прям подарок, — сказала тетя Поля.
Неужели две такие чистые женщины — и с налетчиками? Нет, невозможно. Но тогда почему у Лешки запись?
— Идите к Игорю Петровичу! Ну, мигом? — все так же шепотом сказала комендантша.
— А что, и пойду, — Ровнин открыл застекленную дверь.
— Идите и скажите: Варя, ну, Варя — это я, Варя, скажите, просит. Просит слезно, чтоб оформил.
— Хорошо, я быстро и назад.
— Давайте, давайте, — сказала вслед комендантша.
Выйдя в переулок, Ровнин вздохнул. Кажется, пока все без проколов. По крайней мере, представился он так, как хотел. Но все-таки — так всегда бывает — на секунду возникло сомнение. Может быть, все это зря? Все это? Может быть, и общежитие, и тетя Поля — пустой номер?
Через час, застелив стол в прихожей общежития газетами и надев черный комбинезон «хэбэ-бэу», Ровнин тщательно смывал с потолка старые белила.
Все это, облачение в робу и побелка потолка, может быть, и было лишним. И вообще, пока в техникуме ничем толковым даже и не пахло. К тому же помощник коменданта совсем не обязан сразу браться за мелкий ремонт. Но все-таки, при всей сомнительности этой затеи, было два важных момента, о которых Ровнин все время помнил. Во-первых, тетя Поля и все, что было связано с удочкой насчет плитки, которую он забросил еще утром. Если она пригласит его к себе домой положить плитку и он сможет откровенно поговорить — это идеально. Во-вторых, надо же ему что-то выдумать здесь, в этом «женском монастыре», чтобы не вызвать в первый же день особого интереса. Ведь вполне может быть, что ему придется сидеть здесь не один день. Но если он будет торчать на проходе со скучным лицом — всякой конспирации конец, его тут же засекут. В лучшем случае начнутся догадки, пересуды и так далее. Значит, он должен сразу сделать что-то такое, что погасит к нему всякий интерес. Сразу стать чем-то своим, привычным, обыденным, таким же обыденным, как потолок, стены, запачканный краской комбинезон.
Тщательно
— Обедать с нами будешь?
Обедать... Значит, они едят здесь. «Пообедать было бы неплохо», — подумал Ровнин.
— Так что, обедать будешь? — повторила комендантша. — Андрей? Что молчишь?
Ровнин сделал вид, что занят тем, чтобы слой купороса ложился ровно.
— Буду. Вот купоросить закончу, и все. А где?
— Да у нас тут, в дежурке.
Полное впечатление, что это чистые, кристально чистые женщины, но, с другой стороны, ведь есть Лешкина запись. Должна же она что-то значить.
— Спасибо, я сейчас приду, — сказал Ровнин.
— С тетей Валей тогда прямо иди. Тетя Валь!
Уже знакомая ему дежурная, сменившая в двенадцать тетю Полю, повернулась и подняла очки. Она была все в том же повязанном крест-накрест пуховом платке.
— Ну? — сказала она.
Кажется, все это время она делала вид, что не замечает его.
— Это наш новенький, я говорила, работать у нас будет.
— Знаю, — дежурная встала. — Виделись уже. Слезай, слезай, работник. Борщ доходит, сейчас принесу.
Дежурная комната была тут же, в начале коридора, небольшая, с диваном, квадратным столом и двумя аккуратно застеленными кроватями. «Хорошая комната, — подумал Ровнин. — Очень даже». Он сел на диван. Тетя Валя принесла из кухни борщ, разлила по тарелкам.
— Ешь, не стесняйся, на вот ложку, — она сунула ему ложку. — Здесь, если что, и заночевать можно. Звонок от стола проведен, что случится, позвони. — Тетя Валя, нарезав крупными кусками хлеб, придвинула к себе полную тарелку. — Мы здесь все свои.
Вернувшись в прихожую, он проверил белила, развел их пожиже, заправил в пульверизатор. Взобравшись на стол, для пробы легко провел первый слой. Кажется, белила ложились хорошо. Он стал не торопясь обрабатывать потолок. Закончив участок над собой, он слезал, передвигал стол метра на два и, взобравшись, начинал обрабатывать следующий участок. Входная дверь хлопнула всего два раза. Но потом, примерно через полчаса работы, дверь стала хлопать чаще. Когда же ему осталось только добелить угол, около четырех дня, дверь уже открывалась и закрывалась непрерывно — это возвращались из техникума девушки.
Ровнин продолжал работать, почти не оглядываясь на дверь. Входя, некоторые тут же исчезали в коридоре. Но большинство девушек сначала останавливалось у стеллажа для писем. На него, кажется, пока никто не обращал особенного внимания. Сначала он пытался запомнить каждую — лицо, фигуру, походку, движения, но потом понял, что это бесполезно. Девушек было слишком много. Ровнин выделил четырех — не заметить и не выделить этих четырех было просто невозможно. Про каждую из них он мог бы сказать: королева. Особенно запомнились ему две: блондинка спортивного вида и староста общежития, статная черноволосая красавица, которую все звали Ганной. Стараясь как можно тоньше и ровней наносить последние мазки, он спокойно рассматривал входящих.