Поединок

Северэлла Сеславия

– Сделайте милость Софья Павловна, с вами мечтает познакомиться одно очень влияте- льное лицо. Он умолял меня познакомить его с вами. Барон Рейнгольд Густав Левенво- льде ваш большой поклонник, – торопливо бубнил на ходу Крекшин. Истомина не замети- ла, как очутилась напротив братьев Левенвольде. Молодая женщина с тревогой смотрела на улыбающихся ей мужчин.

– Господа, позвольте вам представить Софью Павловну Истомину.

– Димитрий Осипович, вы сделали мне большое одолжение. Я ваш должник, – проговорил фальшивым сладким голосом Рейнгольд. Софья механически опустилась в реверансе, по- ни мая, что смотрит в лицо своей бывшей мечте. Амуры и победы, все как она когда-то хотела. Вот она её мечта, бесстыдным образом разглядывает её глазами красавчика Рейнгольда Густава Левенвольде. Он что-то говорит, вероятно, делает ей комплимент, но Истомина не может разобрать этих странных лукавых слов. Оба брата о чем-то иногда переговариваются, и хитро переглядываюсь, и Крекшин улыбается им в ответ, поглядывая на женщину, как на ценный товар. Соне хотелось убежать прочь от слишком похотливых плотоядных взглядов братьев, и от чувства, будто кто-то обливает её вязкой грязью, и она стекает с неё липкой, противной черной жижей. Софья пунцовая от волнения и возмуще- ния извинилась перед братьями, поклонилась и пройдя в смятении чувств пару шагов, увидела Андрея. Он вышел из своего укрытия, снял маску, чтобы лучше видеть Софью, и внимательно наблюдал за встречей Истоминой и братьев Левенвольде. В его взгляде женщина прочитала упрек и осуждение. Ей хотелось закричать, что все это подстроено, но она, молча, с ужасом глядела на разочарование её любимого. В этот момент и Крекшин увидел князя Верейского. Он медленно окинул взглядом Андрея, и понял, что к нему вер- нулась удача. Ай, да великий Крекшин! Софья оглянулась на Димитрия, а потом посмот-

рела на Верейского, и почувствовала, что может произойти что-то непоправимое. Ей не хватило воздуха, корсет был сильно затянут, она хотела сделать шаг навстречу Андрею, но упала, теряя сознание. Пока шел маскированный бал, в Петербург тихо и незаметно вернулась Евдокия и Енай Бравлин, который въехал первым на своем коне. В городе уже зажгли фонари, которые горели по вечерам на конопляном масле всего пять часов в сутки. И в этих зыбких огнях, город казался сказочным зрелищем. Старенькая карета Евдокии тихо катила по першпективной прямой улице, проложенной от Александро-Невской лавры до Адмиралтейства. Аллея была достаточно широкой, длинной и вымощенной кам- нем. По бокам росли молодые деревья с пожелтевшей листвой в три, иногда в четыре ряда. Мостили эту красивую аллею пленные шведские солдаты. В сумеречном небе туск- ло поблескивал шпиль Адмиралтейства, словно указывая, как маяк путь запоздавшим странникам. Енай поравнялся с каретой. Кучер то и дело кивал головой, поскольку его одолевал сон. На сердце княгини было неспокойно, потому что она не смогла отговорить Андрея от быстрого возвращения в Петербург. Не помогли даже слова о доносе, которые Верейский, впрочем, благополучно проигнорировал, сказав, что сможет легко опроверг- нуть любое обвинение в свой адрес, и что Аграфена Петровна познакомила его с тайным кабинет – секретарем Иваном Антоновичем Черкасовым, который обещал ему свое покро- вительство. Велигорова понимала, что Волконская может вовлечь Верейского в свои интриги. Ей было известно о том, что сейчас Аграфена Петровна попала в эпицентр борь- бы между Девиером и Меньшиковым. Она не спешила сообщать об этом в Преображен- скую канцелярию. Ей, казалось, что она должна учиться оценивать события сама. А Вели- горова сама недолюбливала князя Меньшикова, который был в её глазах строптивым казнокрадом. К чему спешить, может быть, те кто мечтают о падении светлейшего князя, смогут воплотить свою мечту в жизнь. Енай проводил карету княгини до её дома. А сам, попрощавшись с Велигоровой, отправился на постоялый двор, не желая пока возвраща- ться к Петру Матвеевичу Апраксину. Он готовился к важному событию в своей жизни. Пока Евдокия в Москве, проживая в фамильном доме князей Велигоровых, по поручению своего отца решала необходимые ей вопросы в канцелярии рекрутного счета, он навестил свою старенькую тетю, княгиню Голыгину. Мужчина не афишировал это родство. Для всех он был только Енай Бравлин. По метрикам же он значился как князь Архип Семено- вич Гордеев. И он был совершенное соединение крови князей Голыгиных и атамана князя Семена Гордеев по прозвищу Бравлин. Енай же было его казацкое домашнее прозвище, так его называли родственники отца. Он не был бедным, но считал для себя постыдным вести себя как трутень и ничего не делать. Возможно, в этом на него повлиял образ Петра Первого, его стремление к преобразованиям и бурная деятельность. Поэтому, пребывая в Петербурге, он выбрал для себя занятие обучать юных отроков военному делу. Бравлину предстоял официальный визит к Федору Матвеевичу Апраксину. Он хотел сделать все по закону, и получить разрешение на брак от отца Евдокии.

На следующий день, часам к двенадцати к Евдокии прибежала Марфа, которая заплати- ла служанке княгини, чтобы та сообщила ей, когда вернется хозяйка. Велигорова недавно встала, и завернувшись в платок в домашнем сером шерстяном платье сидела около печки, пытаясь проснуться. Марфа предстала перед Велигоровой грустной и запыхавшейся, потому что шла очень быстро. Велигорова указала ей на стул.

– Что случилось? Моя служанка спрашивала меня, можно ли тебе сообщить о моем приез- де?

– Князя Верейского арестовали. Димитрий выпил вчера кувшин вина. Так радовался. Гово- рит, что вот-вот и мы будет богаты. Просил меня купить ему кафтан, жилет и штаны, год- ные для жениха, денег дал.

Велигорова с трудом воспринимала слова взволнованной женщины.

– Откуда ведаешь, что Верейский арестован?

– Димитрий увидел его на маскированном балу, и донес. А вчера к нему какой-то человек приходил, так он ему сказал, что Андрей попался, и теперь пришло время Истомина. И тот пообещал ему выполнить все, за что заплачено. Клялся, что на этот раз точно получиться, и осечки не будет.

Евдокия наконец-то осознала, что Иван жив и он в Петербурге, а Андрей арестован. «Тебе, Дунька, нужно быть проворнее», – зазвучал в её голове злорадный голос Крекшина.

– Подожди меня, Марфа. Я письмо отпишу. Отдашь его Лецкому Алексею Семеновичу в собственные руки. Никому другому не отдавай. Отнеси как можно скорее. Если что станет известно, я пошлю за тобой.

Евдокия ушла в другую комнату писать письмо, и когда оно было написано, Марфа поспешила выполнять, полученные указания. Осенний день был приятно солнечный. По воздуху носились весёлые паутинки. Путь Марфы лежал на съемную квартиру Лецкого, которого она встретила на улице около дома. Когда Алексей получил письмо из рук, раскрасневшейся от ходьбы женщины, то был очень удивлен, ибо не ожидал никакого письма. Марфа постаралась замотаться по самый нос платком, чтобы никто ненароком её не узнал, и не доложил Димитрию Осиповичу. Алексей не успел ничего спросить, а женщина уже отошла от него, и скрылась среди прохожих. Он развернул листок, и увидел, что это почерк Евдокии, хотя письмо не было подписано. Лецкий быстро прочел его, остановив взгляд на последней строке с просьбой встретиться с Истоминым. Просьба Евдокии была для Алексея, как просьба горячо любимой сестры, которой он готов был помогать ценой своей жизни. Но Истомин. Лецкий недолюбливал его, и если то, что было описано в письме, случилось бы с ним, то это не очень бы встревожило его. Алексей скомкал записку, и сжал в кулаке, чтобы её не было видно. Нет, так не должен думать христианин. Лецкий одернул себя. Разве этому учили его родители. И да, он пойдет к Истомину. Иван был крайне удивлен, когда слуга доложил о приходе Лецкого. Он никого не ждал, и расположившись в кресле, читал библию. К этой привычке он пристрастился в монастыре. Такое чтение давало ему силы жить, и ему порой хотелось переписать свою жизнь наново. «Заморыш пришёл», – подумалось Ивану.

– Проси!

Лецкий вошел не спеша, поклонился.

– Чем обязан, Алексей Семенович? – Истомин не стал вставать навстречу гостю, и смотрел на него в пол оборота. Алексей смерил настороженным взглядом Ивана. Не друзья, и не приятели. Сложно было скрыть обоюдную неприязнь. Но Лецкий считал, что выполняет христианский долг, а Иван учился жизнь заново, и потому стал относиться к своим преж- ним убеждением скептически. Так и стал возможным их разговор.

– Иван Васильевич, я пришел сюда по просьбе Евдокии Федоровны. Она просила меня пе- редать вам, что Крекшин заплатил за вашу смерть. И вы в опасности.

Иван отвернулся от Алексея, и молчал. Прошло достаточно продолжительное время, ког- да он посмотрел на Лецкого.

– Она уже в Петербурге? Передайте ей, что я смогу о себе позаботиться. Вы можете быть свободны, Алексей Семенович.

– Вы не хотите больше ни о чем меня спросить?

– Твоей покровительнице кажется, что она знает чуть больше, чем другие? Она заблуж- дается, – прозвучали категоричные слова.

– Как пожелаете, – Лецкий поклонился и ушел.

Иван отложил книгу. В глубине души он чувствовал, что это может быть отчасти правда. Но отчасти. Неужели его бывший друг зашел так далеко? Да и что он может получить от такого, как он. Иван погрузился в размышления. А что если это та правда, которой он боится? Нет, Крекшин не посмеет так поступить, в этом нет никакой прямой выгоды для него. Истомин встал и прошелся по комнате. Что, он Иван, знает о своем бывшем лучшем друге Димитрии Осиповиче? Крекшин был бедным, но очень честолюбивым дворянином. В 1707 году он приехал из Старой Руссы к своему дяде Петру Никифоровичу Крекшину, когда тот начал служить смотрителем работ по строительству Кронштадта. Ему тогда было лет пятнадцать, и он начал работать у своего дяди посыльным. Мелкие и крупные поручения, принести и отнести, передать записку, документ, записать что необходимо, а иногда и проследить за работами и работниками. В городе – крепости Кронштадте на тот момент уже были простроены некоторые укрепления форт Александршанц, Островская, Ивановская, Петровская батареи. В 1706 году было принято решение начать заселять остров, для чего стали в принудительном порядке сгоняли людей разных сословий с семьями. Димитрий любил рассказывать, как был свидетелем закладки дворца светлей- шего князя Меньшикова, и начала строительства дворца Петра Первого. При этом Исто- мин не знал, что его друг не гнушался ничем, и ни какой работой. Но больше всего ему нравилось наблюдать. И в какой-то момент он понял, что на человеческих слабостях мож- но хорошо зарабатывать. Кому-то что-то продать, кого-то шантажировать, кого-то обма- нуть и присвоить то,

что плохо лежит. Таким не хитрым способом Димитрий скопил себе свои первые капиталы. Как потом он, сам, хвалился Истомину, говоря, что своим умом и способностями превзошел своего дядю. Но каковы были эти способности, Димитрий не распространялся. А дядя Крекшина по навету попался на злоупотреблениях своей должно- стью и казнокрадстве, его отстранили от работы и в 1714 году отправили на строительство казенных строений Кронштадта. Да он был оправдан через три года, но кому нужно такое оправдание? Как-то Крекшин обмолвился Ивану, что в том же 1714 году он познакомился с тайной канцелярией, и люди, несшие там государеву службу, испугали его. Он впервые задумался над тем, что есть места государевой службы, где власть приобретает крайние формы, и если её правильно употребить, можно иметь для себя множество выгод. С тех пор Димитрий мечтал занять значительный пост в этом ведомстве. И дело царевича Алек- сея положило начало осуществлению его чаяний. Иван понимал, что многого не знал о своем, так называемом друге. Он вспомнил, что познакомился с ним зимой в новый 1715 год у некого приятеля на квартире и познакомился случайно. Тогда Крекшин произвел на него очень странное впечатление, но Иван не придал этому значение, поскольку Димит- рий постарался сделать все, чтобы расположить к себе нового знакомца. В отличие от Федора Велигорова, с которым Иван был одного возраста, рос вместе, мечтал об одних и тех же вещах, Димитрий был постарше на пару лет, и это очень сказывалось в отноше- ниях. Каким образом? Истомин только сейчас начал понимать, что Крекшин всячески использовал его. Знакомство с Истоминым давало Димитрию возможность бывать в тех домах, куда бы его одного никогда не пригласили, и с помощью этого он ловко заводил нужные знакомства. Но Крекшин всегда преподносил Истомину свои необходимости так, словно он делает ему некие одолжения, или делится с ним вымышленным опытом, на правах старшего. Он с виртуозностью хозяина положения направлял внимание Ивана на те вещи и эмоции, которые были выгодны Крекшину. А если Истомин чего-то не понимал или не принимал, то Димитрий поначалу сильно обижался, с укором пенял ему, что тот не ценит своего нового друга, который старается для него не покладая рук. Правда, результа- тов этих стараний для Ивана в большинстве случаев никто и никогда бы не смог обнару- жить. Но Истомин в какой-то момент сдавался под напором упреков Димитрия, и со вре- менем так к этому привык, что и вправду поверил, что Крекшин для него лучший друг. И когда Иван познакомился с Дуней в доме Апраксина, то Крекшин настаивал на том, чтобы он прекратил это знакомство. Иван задумался. Любовь к Дуне, делала его неподвластным Крекшину. Как же он не заметил такого важного момента раньше. Ведь если бы не дело царевича Алексея, то он бы непременно женился на ней, а не на Софье. И был бы наверня- ка счастлив. Но тут, как гром среди ясного неба измена царевича. А Карион Истомин его учитель состоял в родстве с Иваном. Крекшин тогда сказал Истомину, что это его родство стало известно в тайной канцелярии, а потом много и пространно рассказывал ему, как пытают и мучают там людей. Но он, его лучший друг поможет Ивану, и после того как он вернется из Пскова, выхлопочет для своего друга назначение в Нижний Новгород, чтобы тот был подальше от царского гнева. И Иван тогда думал, что возможно, Димитрий спас его от застенков тайной канцелярии, в то время когда сам Карион Истомин был уже арестован, а то и от казни или ссылки. А Дуня? Тогда он спешно уезжал в Псков для надзора за фискалами, и понимал, что уже не сможет повидаться с ней перед отъездом для какого-либо объяснения. И если и вернется в Петербург, то только чтобы забрать полученное Крекшиным предписание отбыть ему в Нижний Новгород. А Дуня должна была ждать его, как он просил её в своем письме, где наконец-то объяснился ей в любви, и сообщил, что мечтает об их скорой свадьбе, и просил её дождаться своего Ивана. Истомин перед отъездом отдал это письмо Крекшину, и тот обещал передать его Евдокии. Почему же она не дождалась? Иван считал, что Дуня предала его, а Крекшин каким бы он не был, спас его. Он считал так долгое время, и даже позволял манипулировать собою. Но, теперь его уверенность в этом пошатнулась. Когда Истомин через месяц приехал из Пскова за назначением в Нижний Новгород, Димитрий сообщил ему, что его Дуня вышла замуж за Федора, и не захотела его ждать. Истомин был в ярости. Ему некогда было выяснять подробности, потому что расследование по делу царевича Алексея набирало обороты, и он в смятении сердца отправился подальше от возможного ареста. Но проезжая Москву, не выдержал и написал донос на друга, упомянув его участи в заговоре и родство с Яковом Игнатьевым, который был уже арестован, как духовник царевича, внушавший тому всяческие мысли против свершений своего отца, и подбросил караульному офицеру. Так одним росчерком пера была решена судьба молодоженов. О своем поступке, совер- шенном им в обиде и ярости Иван жалел всю последующую жизнь. Но то, о чем не знал Истомин, было участие во всем этом Крекшина, который мечтал стать секретарем тайной канцелярии, и любую информацию, попадавшую к нему в руки, и связанную с делом царевича Алексея преподносил, как свои несомненные заслуги на государевой службе. Истомин ощущал, как ненависть к Евдокии стала отступать. Но он теперь женат. Злые языки нашептали ему, что Рейнгольд Густав Левенвольде, фаворит Екатерины Первой имеет виды на его жену, и что её очередной обморок был из-за слишком пылких объяснений между ними. Но что там делал Крекшин? Ведь именно его он увидел первым, когда его позвали к Софье. Она сидела в кресле бледная и напуганная. А Крекшин стоял рядом с видом хозяина, махая на неё опахалом. Ивану все это очень не нравилось. А тут еще предупреждение Велгоровой. И Лецкий в качестве посыльного. Это было выше сил Истомина.

Выполнив свой христианский долг, Лецкий направился к Велигоровой. Он сидел у печи с изразцами. Евдокия стояла у окна, вглядываясь в темнеющую даль.

– Он не поверил мне, – уверенно произнес Алексей.– Он всем своим видом говорил, что ему безразлично твое предупреждение. Возможно, он даже презирает тебя.

– Это потому что он не видел своего убийцу, там у разбойников. Он стрелял ему в спину, – тихо проговорила Евдокия.

– Ты думаешь, Крекшин готовиться к свадьбе с Софьей?

– Несомненно.

– Но тогда зачем ему было допускать свадьбу Сегорской с Истоминым. Он бы мог сам на ней жениться.

– Нет, не мог. Софья бы не пошла за него. Неужели ты не понимаешь, Алексей. Он пыта- ется её сломать. Вдова куда сговорчивее юной богатой девушки на выданье.

– Но Софья несчастлива с Иваном, – парировал Алексей.

– Может быть. Но для этого он и придумал любовную переписку с Андреем. Все просто. С одной стороны, Крекшин чужими руками убивает её мужа, а с другой он отправляет в застенок её любимого. А сам будет навязываться к ней в спасители. Кто устоит? Вот Софья и попадет в его хитро расставленные сети. И он богат. И сможет выполнить все свои обещания, что дал Марфе.

– Ты все еще его любишь?

– Кого?

– Истомина?

Евдокия закрыла глаза, вспоминая, как на постоялом дворе смотрела в лицо раненного Ивана.

– Мне кажется, я привыкла так думать, и думала так много лет. Но любовь ушла, а привы- чка осталась. Я выхожу замуж за Еная. Этот человек очень дорог мне.

– Поздравляю.

– Приглашаю тебя на нашу свадьбу. Мой отец дал нам свое благословение.

– Ты будешь пытаться помочь Андрею?

– Да. Сейчас легче это сделать. Государь Петр в могиле, и можно надеяться на помощь и снисхождение, тем более что он ни в чём не виноват.

Лецкий откланявшись, ушёл. Евдокия смотрела, как уходит Лецкий, оставляя её один на один со своими мыслями. Спустя неделю. Было решено венчаться в деревянной церкви Сампсона Странноприимца, что была построена в память победы над шведами в Полтав- ской битве. Евдокия Велигорова стояла в скромном платье светло красного цвета с сере- бряным шитьем, рядом со своим женихом Архипом Семеновичем Гордеевым, более изве- стным ей, как Енай Бравлин. Она смотрела то на священника, который уже начал венча- ние, то на образ Богородицы, то на будущего мужа, который выглядел счастливым. За спиной у новобрачных стоял Алексей Лецкий и Варвара Михайловна Арсеньева, которые держали венцы над головами жениха и невесты. Евдокие в этот торжественный час почему-то вспоминалось её венчание с Федором. Они венчались с ним в скромной деревянной церквушке на реке Лиговой, построенной ямщиками, жившие в том районе. Венчались тихо, почти без гостей. И возможно этой свадьбы и не было бы. Но однажды Федор стал невольным свидетелем разговора между ней и Крекшиным, когда проходил рядом с домом Апраксина. Она молоденькая девушка, и ей тогда Крекшин в резких выра- жениях объяснял, насколько она не годится в жены Истомину, и что Иван отказывается от общения с ней, и не хочет более её видеть. Когда Дуня увидела лицо Федора Велигорова, то поняла, что он слышал большую часть этого оскорбительного монолога. Он не стал это терпеть и прогнал Димитрия увесистой оплеухой и несколькими ударами тростью от плачущей беззащитной девушки. Её худенькие плечики тогда дрожали, и она никак не могла упокоиться. Как только появилась такая возможность, князь Велигоров настоял на аудиенции у Апраксина, и получил его согласие на брак с Дуней. Апраксин был рад пос- скорее пристроить свою незаконнорожденную дочь. Так Дуня стала женой Федора, вели- кодушного, и очень уважаемого ею человека. И даже в этот день своего счастья, Евдокия с очень большой теплотой и светлой грустью думала о своем первом муже, и о том, как стечение фатальных обстоятельств погубили его жизнь.