Поединок
Шрифт:
Здоровье Адели пошатнулось, она потеряла аппетит и отказалась выходить из дома. Похудела, начала кашлять. Муж много раз водил ее к врачам на обследование, но те не могли определить причину болезни. В конце концов он так привык к постоянным жалобам, что перестал обращать на них внимание.
– Тяжко жить с больной женой, – говорила она.
Он про себя признал, что удовольствия в этом мало, но если бы он ее любил, у него никогда бы не возникло подобного чувства и не вырвалось бы подобного признания.
Состояние жены заметно ухудшилось,
Адель отправилась к знаменитости.
– Сколько времени вы болеете? – спросил профессор.
– С тех пор как я приехала из деревни, где прошли мои детские годы, я никогда не чувствовала себя здоровой.
– Вам не нравится жить в городе?
– Нравится? Кому есть дело до того, нравится мне или нет, – ответила она с видом замученной жертвы.
– Вы полагаете, деревенский воздух пойдет вам на пользу?
– Откровенно говоря, думаю, это для меня единственное спасение.
– Так поселитесь в деревне!
– Но не может же мой муж ради меня портить себе карьеру.
– Э! Он женат на состоятельной женщине, а адвокатов у нас и так хватает.
– Значит, профессор, вы считаете, нам надо поселиться в деревне?
– Конечно, если вы думаете, что это пойдет вам на пользу. Я не нахожу у вас ничего, кроме легкого нервного расстройства, и полагаю, деревенский воздух окажет свое благотворное действие.
Адель вернулась домой удрученная… Ну? Профессор вынес ей смертный приговор, если она останется жить в городе.
Председатель уездного суда был вне себя, и так как он не сумел скрыть причину своего возмущения – ведь ему придется оставить практику! – он тем самым с непреложной очевидностью доказал, что ему плевать на жизнь жены.
Он не верит, что речь идет о ее жизни? Но профессору, наверное, все-таки виднее. Он желает ее смерти? Нет, этого он воистину не желал, и поэтому они купили загородное имение. Наняли управляющего. Должности ленсмана и фогта были уже заняты, и председатель уездного суда остался без дела. Потянулись бесконечные дни. Жизнь стала невыносимой. Он больше ничего не зарабатывал и был вынужден жить на ренту жены. Первые полгода он читал и играл в «фортуну». Потом перестал читать, поскольку не видел в этом смысла. На второй год пристрастился к вышиванию.
А жена сразу же погрузилась в хозяйственные заботы, наведывалась в хлев, высоко задирая юбки, и приходила в комнаты грязная и пахнущая коровником. Чувствовала она себя прекрасно, с наслаждением отдавая распоряжения работникам – ведь она выросла в деревне и знала, что к чему.
Когда муж пожаловался на безделье, она ответила: найди себе какое-нибудь занятие, в доме всегда есть работа. Он хотел было намекнуть на работу вне дома, но поостерегся.
Он ел, спал, гулял. Иногда заглядывал в амбар или в коровник, но почему-то всегда всем мешал и получал выговор от жены.
Однажды, когда он больше обычного сетовал на судьбу, а дети как раз в тот день остались без присмотра, жена
– Пригляди за детьми, вот тебе и занятие.
Он посмотрел на нее, желая убедиться, говорит ли она всерьез.
– Да, да, почему бы тебе не приглядеть за собственными детьми? Разве в этом есть что-нибудь странное?
Поразмыслив как следует, он действительно не нашел в этом ничего странного.
С тех пор он каждый день ходил гулять с детьми.
Как-то утром, собираясь на прогулку, он обнаружил, что дети не одеты. Он рассердился и пошел к жене, так как служанок боялся.
– Почему дети не одеты?
– Потому что Мари сейчас занята! Одень их сам, тебе ведь все равно нечего делать. Или, может, одевать собственных детей стыдно?
Он на минуту задумался и решил, что стыдного в этом ничего нет. И он одел детей.
Как-то раз ему вздумалось побродить одному с ружьем – он никогда раньше не охотился.
Жена уже поджидала его возвращения.
– Почему ты сегодня не гулял с детьми? – спросила она недовольно.
– Потому что сегодня мне это было не в удовольствие!
– В удовольствие! А мне в удовольствие, что ли, целыми днями вертеться как белка в колесе? Когда зарабатываешь себе на хлеб, веселиться не приходится!
– Зарабатываешь? Ты, наверное, хотела сказать – отрабатываешь свой хлеб?
– Какая разница! Мне только кажется, что взрослому мужчине должно быть стыдно валяться на диване без дела.
Ему и правда было стыдно, и с того дня он начал работать нянькой. Работу свою выполнял добросовестно и пунктуально, не находя в этом ничего дурного. И тем не менее он страдал. Ему казалось, что все идет шиворот-навыворот, однако жена всегда умела повернуть так, как надо.
Она принимала в конторе управляющего и старосту, лично отвешивала продукты батракам. Люди, приходившие в усадьбу, спрашивали хозяйку и никогда – хозяина.
Как-то во время прогулки он вышел на луг, где пасся скот. Ему захотелось показать детям коров, и он осторожно повел их к пасущемуся стаду. Внезапно из-за спин животных высунулась черная голова и уставилась на непрошеных гостей, издавая слабое мычание.
Председатель уездного суда подхватил детей на руки и пустился наутек. Подбежав к изгороди, он поспешно перебросил детей, а потом прыгнул сам, но зацепился и повис на заборе. Увидев идущих по пастбищу женщин, он закричал что было сил:
– Бык! Бык!
Но женщины засмеялись и подняли с земли детей, которым здорово досталось при падении в канаву.
– Вы что, не видите – бык! – орал адвокат.
– Нет там никакого быка, – ответила старшая из женщин. – Его забили две недели назад.
Домой он вернулся злой и обиженный. Пожаловался жене на работников. Она в ответ рассмеялась. После обеда, когда они сидели вдвоем в гостиной, в дверь постучали.
– Войдите! – крикнула жена.
Вошла женщина, одна из тех, кто видел приключение с быком, держа в руках цепочку из черненого золота.