Поединок
Шрифт:
— Они меня повесят.
Криво улыбаясь, Грюнке налил в фужер искрящегося фруктового напитка и маленькими глотками выпил до дна.
— Не повесят. От виселицы вас спасет ваш бородатый друг.
— Как?.. Он тоже?.. — вырвалось у Зайцева.
Грюнке ухмыльнулся:
— Тоже. Только на другой волне, как говорят русские радисты.
Зайцев ничего не понял. А Грюнке стал выкладывать план.
Сегодня же вечером их повезут на то место, где они приземлились. Ночью Зайцев должен будет пробраться в известный ему хутор и попросить укрытия в
— А Иван Ефимович? — не сдержался от вопроса Зайцев.
— Повторяю: он вам поможет, — загадочно подтвердил Грюнке.
Разработали детали операции. Хмель прошел, и Зайцева забила дрожь. Попасть теперь к партизанам было страшнее, чем остаться у немцев. Как спасение, в уме теплилась лишь одна искорка-надежда. Но Грюнке и ее разгадал. Неожиданно сказал:
— Теперь составьте шифровку. Вам же надо донести Центру, что попали к партизанам и получить разрешение на работу?
Михаил составил примерный текст и зашифровал его.
— Так, — произнес Грюнке. — А где условная подпись?
Зайцев глядел на него широко раскрытыми глазами.
— Кто передал? Астра? Салют? Как вас назвала Москва?
— Зайцем.
— Вот и подпишитесь.
Михаил подписался: «Заец».
Грюнке резко вскочил со стула, нервно прошелся по комнате.
— Вы не джентльмен, радист Зайцев! Вас снова следует отдать на воспитание в лапы Карла Шмульке. Он быстро выбьет из вас дурь. Русский язык я знаю не хуже вас. Слово «заяц» пишется через «я», а не через «е». Знаю и хитрость русских чекистов. Искаженное слово — сигнал, что работаете под контролем. Так? Отвечайте!
Михаил побледнел. Мечталось: попадет к партизанам — сознается! Перейдет на связь с Центром по запасному варианту. Обведет врагов вокруг пальца. Последняя искра надежды погасла. Перед глазами, как привидение, появился краснощекий палач Шмульке.
— Чем вы гарантируете мою безопасность у партизан?
— Вы будете работать спокойно. Немецкой разведке достаточно того, что мы будем прослушивать все ваши донесения и указания Москвы.
— А если вопрос коснется какой-то партизанской операции? Ведь вы ее упредите. А потом?..
Грюнке скривил в улыбке тонкогубый рот:
— С вашей головы не упадет ни один волос. Для великой Германии и фюрера надежный источник информации дороже сотен солдат.
И Зайцев раскрыл все то, о чем раньше умолчал. Грюнке протянул ему листок бумаги, на котором было что-то написано.
— Перепишите и распишитесь. Маленькая формальность, но...
Зайцев пробежал текст глазами и на его лице застыл страх. Текст гласил, что он, Зайцев Михаил Анатольевич, дает клятвенную подписку немецкой разведке, что обязуется честно и добросовестно с нею сотрудничать.
— Зачем это? Я и так...
—
— Но вы это... никуда?..
— Безусловно, если все будет выполняться по-джентльменски.
Зайцев переписал текст и расписался.
Поздно вечером три автомашины взяли курс из Полтавы в район хутора Ярового, вблизи которого приземлились парашютисты. В легковой автомашине кроме шофера были Грюнке и Зайцев. Две другие автомашины, крытые брезентовыми тентами, были набиты немецкими солдатами.
В лес пошла только легковая автомашина. Грузовики с солдатами остановились в хуторе. По заранее составленному сценарию, фашисты врывались в хаты, искали «прячущихся парашютистов».
Пока разыгрывалась в хуторе комедия, легковая автомашина высадила в просеке двух пассажиров. Грюнке картинно взял Зайцева под руку и тихо сказал:
— У русских есть хорошая привычка: доверяй, но проверяй. Покажите, где ваш тайник?
Зайцев повел. Место поворота в лес к стреловидной сосне они с Иваном Ефимовичем отметили ножом на коре кряжистого дуба с кривым, как синусоида, стволом. Отыскали дубок. Потом срезанную снарядом сосенку. Грюнке остался у нее, а Зайцев, сильно припадая на ушибленную при падении ногу, пошел к тайнику, разгреб снег, вытащил хворост и, взяв за шелк, приподнял часть купола парашюта.
— Достаточно. Закрывайте как было, — приказал Грюнке.
Примерно через час в лесу послышались автоматные очереди. Немцы кого-то преследовали. Предчувствие Зайцева не обмануло. В полукилометре от тайника, меж двух тонких березок, обвитых кустарником дикого терна, лежал простреленный очередью из автомата Иван Ефимович. Он был в том же полушубке, в котором улетел в свой последний рейс. Иван Ефимович не лежал, а, скорее, висел на кустах, провалившись в них, запрокинув голову, разбросав руки.
— Вот видите, к чему приводит упрямство, — тоном сожаления сказал Грюнке Зайцеву. — Но это к лучшему. Его убили во время облавы. Вы, с больной ногой, в это время где-то прятались. Впереди ночь. Найдете надежное место. Вот вам примерная легенда, которую изложите партизанам. Бородача уволоките пока в балку. Присыпьте снегом. Тайник с рацией, выстрелы в лесу, розыски в селе парашютистов, наконец, временная могила Бородача — сыграют на вас. Действуйте, Зайцев! — Грюнке изобразил нечто вроде приветствия и ушел в темноту.
Зайцев стоял напуганный и ошеломленный. То, что произошло, не сразу уложилось в голове. Одно он ясно понял: Иван Ефимович только мертвый мог «сработать на него». Вот, оказывается, о какой помощи со стороны Бородача говорил Грюнке. Но своя шкура дороже. И Зайцев поспешил выполнить совет немецкого разведчика.
Под утро, до крайности изможденный, обросший щетиной и с непрошедшей болью в ноге, Зайцев едва добрался до пятой хаты. Грюнке был прав. Люди здесь оказались добрые. Они Михаила накормили, напоили, внимательно выслушали, подтвердив, что вечером немцы были в деревне — искали парашютистов.