Поэт и Русалка
Шрифт:
— Искать будем, — сквозь зубы сказал Пушкин. — Что ж делать, наше дело служивое… Господин По… Вы, сами сказали, были в Англии. Есть там у них что-то, похожее на наши с вами департаменты?
— Никаких сомнений. Те, кто мне там помогал, говорили об этом однозначно. У меня создалось впечатление, что служба такая у англичан существует самое малое со времен Шекспира, который, судя по некоторым любопытным замечаниям, тоже был не чужд секретным делам. Вот только встретиться с английскими коллегами мне не довелось — невозможно оказалось найти к ним подступы.
— Наша обычная беда, — сказал Пушкин. — Нас мало, и все мы врозь… Сколько трудов положено, чтобы
— Каких орлов?
— Это просто название… — спохватился Пушкин.
И выругал себя за длинный язык: молодой американец был отличным товарищем в опасном предприятии, они делали одно дело — но беседа свернула туда, где начинались мрачные государственные тайны. Самые тяжелые тайны — потому что их словно бы и не существовало для подавляющего большинства человечества. А потому приходилось молчать. Неужели так и будет продолжаться? — подумал он с горечью. Нас мало, и все мы врозь… Нужно будет доложить графу, а уж он сам решит касаемо официальных связей с внезапно обнаружившимися собратьями по ремеслу из-за океана…
Хлопнув третью рюмку, уже совсем браво, молодой американец захрустел соленым огурцом — раскрасневшийся, приободренный.
— Англичане, нужно отдать им должное, опережают нас, и это понятно, — сказал он. — У них было достаточно времени, тысячу лет сидели на своем острове, достаточно, чтобы набраться опыта в охоте за нечистой силой. А нам всего двести лет, даже чуточку меньше, мы еще не успели толком разобраться совсем, что таится в болотах, ухает в чащобах… а иногда в обличье истинных джентльменов и прогуливается средь бела дня по улицам. Краснокожие своими секретами делиться не любят… а черные, которые ближе к природе и потому ловчее обращаются с нечистью, с белыми хозяевами опять-таки не склонны откровенничать. Я вам завидую, господа, у вас дело наверняка поставлено так масштабно, как нам, провинциалам, и не снилось, у вас, как-никак, тоже тысячелетняя история за спиной…
— Ну, в некотором смысле… — сказал Пушкин уклончиво.
Не рассказывать же было этому восторженному мальчишке об истинном положении дел? Что людей у них горсточка, что действуют они словно слепые, что некому пока что наладить строго научный подход, с классификацией, обобщениями наподобие Линнеевой системы в ботанике? Что так же обстоит и в других державах, входящих в число Трех Черных Орлов? Просвещение и материализм сыграли злую шутку с нынешним человечеством: оно в массе своей полагает, что врага, за которым охотится Особая экспедиция, не существует вовсе. Даже нынешние мужики, боясь показаться смешными, в жизни не признаются открыто, что всерьез верят в некоторые вещи. Чего же ждать от скептического университетского юноши?
— А вот насчет Шекспира — это вы для красного словца или как? — с любопытством спросил Красовский.
— Насчет Шекспира — чистая правда. Мне рассказали кое-что… и показали. Есть достаточно простой математический ключ к «Гамлету» — в те времена люди все же не умели составлять особенно сложные шифры… во всяком случае, господин Шекспир не умел. Если знать ключ, нетрудно обнаружить, что мы имеем дело не только с великой пьесой, но и с зашифрованным докладом о некоей секретной миссии, касавшейся как раз не вполне обычного противника… Разумеется, расшифровка имеет смысл только в том случае, если иметь дело с оригиналом на староанглийском языке, а не переводами на современное английское наречие. Я не успел, к сожалению, продвинуться дальше десятой страницы, не было времени, но
Это надо будет запомнить, подумал Пушкин. Касательно «Гамлета». Тем более что смутные слухи о чем-то подобном ходили давно, их кто-то привез из Англии несколько лет тому…
— Вообще, «Гамлет» напоминает шкатулку с потайным дном, — продолжал раскрасневшийся По. — Если смотреть в корень — это пьеса не о призраке, господа. Это рассказ о том, как человек однажды встретил сатану, прикинувшегося призраком его отца. Не стану отнимать время длинными объяснениями, поверьте на слово: все детали и обстоятельства появления «тени отца Гамлета» для современника Шекспира не составляли сомнения, что речь идет именно о черте из преисподней. Черт, между прочим, сказал принцу датскому чистейшую правду… но это привело лишь к тому, что пролилась кровь, трупы легли во множестве… Мораль проста: нельзя слушать дьявола, даже когда он говорит правду, и только правду, потому что добром это изначально не кончится…
Пушкин прислушался. Судя по доносившемуся шуму, прибыл наконец с превеликим трудом разысканный посреди ночи на Васильевском «ванька», и отчаянно сопротивлявшегося Тимошу препровождали в экипаж. До чего нелепо и грустно…
— Господа, — сказал он решительно. — Нам, пожалуй, пора. До рассвета осталось не так уж много, и хороши же мы будем в таком виде на людных улицах… Нужно еще придумать что-нибудь убедительное для господина Эдгара, чтобы в гостинице не понесла ущерба его репутация… а впрочем, советую держаться первоначального рассказа о нападении разбойников. Это правдоподобнее всего… Пойдемте?
Красовский с сожалением глянул на опустевший лишь наполовину штоф, протянул умоляюще:
— Александр Сергеич, а на посошок? После всех переживаний…
— Ну, разве что… — сказал Пушкин без особого сопротивления.
Опрокинув по последней рюмке, они вышли в коридор. Стояла тишина, дом казался вымершим: вероятнее всего, местные жители, знающие больше, чем им хотелось бы показать, потихонечку разошлись, чтобы оказаться подальше от нехороших сложностей. Только старичок в чуйке, бесшумно двигаясь вдоль стен, гасил свечи — из чего следовало, что он имеет прямое отношение к трактирной прислуге.
— Увезли бедолагу, — сказал он, держась вполоборота к выходящим. Не мог не видеть плачевного состояния их одежды, но притворялся, будто ничего не замечает. — Не извольте сомневаться, доставят… Грехи наши тяжкие… И то сказать, дернуло ж поселиться неподалеку от Брюсовой избы…
Пушкин моментально остановился, крепко взял старичка за чуйку и развернул лицом к себе:
— Какой еще избы?
Красовский поддержал зловещим тоном:
— Ты уж, старче божий, язычок-то развяжи, когда тебя вежливо спрашивает господин из прекрасно тебе известного департамента… Одно такое здание в Петербурге высокое — из какого окна ни глянь, Сибирь видно во всей перспективе…
— Да что я знаю…
— При чем тут Брюсова изба? — спросил Пушкин. — Где она? Разве Брюс здесь бывал?
— Кто говорит — бывал, кто говорит — сказки…
Он принял тот хитровато-глупый вид российского простолюдина, который свойственен людям, твердо намеренным не сболтнуть и полсловечка лишнего. Оставил гореть одну свечу и демонстративно нацелился на нее палкой с жестяным колпачком на конце, давая понять, что пора и честь знать.
— Старче! — угрожающе возвысил голос Красовский. — Ты меня давно знаешь, осерчать могу… Не дитё малое, должен понимать, когда можно шуткануть, а когда шутки кончились…