Поэтика. История литературы. Кино.
Шрифт:
Последняя перифраза наиболее характерна, ибо кроме того она и сложное прилагательное, что также является архаистическим средством стиля.
Любопытно, как применяет его Тютчев при переводах — там, где в подлиннике вовсе их нет.
Ср. "Песнь Радости" Шиллера:
Was denn grosen Ring bewohnet, Душ родство! о, луч небесный! Huldige der Sympathie! Вседержащее звено! Pallas, die die Stadte grundet Градозиждущей Палладе Und zertrummert, ruft er an. Градорушащей молясь. <…> Rachet Zeus das Gastesrecht Правоправящий Кронид Wagend mit gerechten Handen и т. д. Вероломцу страшно мстит [87] .87
Две
"Животворный, миротворный, громокипящий" — все это архаистические черты стиля, общие всем одописцам XVIII века, в особенности же Державину. Столь же архаистичны двойные прилагательные. Здесь Тютчев является — через Раича верным и близким учеником Державина. Ср. у Державина: 1) "вот красно-розово вино!", "на сребро-розовых конях"; 2) "священно-вдохновенна дева", "цветоблаговонна Флора" и др. В 1821 г. Воейков упрекает Раича в употреблении сложных эпитетов, причем видит в этом подражание Державину. ("Сын отечества", 1821, № 39, стр. 273, 274. Характерно, что Воейков упрекает Раича и в злоупотреблении эпитетом «золотой», тоже характерным для Тютчева [88] .) Самый список раичевских эпитетов, приведенный здесь, характерен: 1) снегообразная белизна, огнегорящи звезды; 2) прозрачно-тонкий сок, янтарно-темный плод, бело-лилейное молоко, сизо-мглисты волны.
88
Об эпитете Тютчева ср. современные Тынянову работы: В. А. Малаховский. Эпитеты Тютчева. — «Камены», сб. 1. Чита, 1922; С. Абакумов. Зрительный эпитет у Тютчева. — "Новое дело". Научно-педагогический вестник рабочего факультета Казанского ун-та, II, 1922; Л. В. Пумпянский. Указ. соч., стр. 36–41 и др.
Тютчев еще усовершенствовал этот прием, не только сливая близкие слова, но соединяя слова, как бы безразличные по отношению друг к другу, логически не связанные, а то и слова, противоречащие друг другу:
длань незримо-роковая
опально-мировое племя
От жизни мирно-боевой
С того блаженно-рокового дня [89] .
Он связывает их и по звуковому принципу:
На веждах, томно-озаренных
Пророчески-прощальный глас
Что-то радостно-родное
89
Из стихотворений «Фонтан», "Славянам" ("Привет вам задушевный, братья…"), "Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло…", "Послание к А. В. Шереметеву".
В те дни кроваво-роковые [90] .
Все эти особенности подчеркнуты в замечательной строке:
Дымно-легко, мглисто-лилейно [91] .
Необычайно сильно действует это соединение на смысл слов, тесно сплетающихся между собою, дающих неожиданные оттенки.
Имя Державина, конечно, должно быть особо выделено в вопросе о Тютчеве. Державин — это была та монументальная форма философской лирики, от которой он отправляется. И это сказывается во многих конкретных неслучайных совпадениях. «Бессонница», "Сижу, задумчив и один…" — полны чисто державинских образов. (Ср. "На смерть кн. Мещерского", "Река времен в своем стремленьи…" и т. д.) [92]
90
Из стихотворений "Вчера, в мечтах обвороженных…", «Бессонница», "На юбилей кн. А. М. Горчакова".
91
"Вчера, в мечтах обвороженных…".
92
Ср. ЭП, стр. 400.
У них общие интонации, общие зачины; ср. державинское:
Что так смущаешься, волнуешь, Бессмертная душа моя? Отколе пламенны желанья? Отколь тоска и грусть твоя?("Тоска души")
с тютчевским:
О, вещая душа моя! О, сердце, полное тревоги.Излюбленные у Тютчева образы:
Изнемогло движенье, труд уснул. Утихло вкруг тебя молчанье И тень нахмурилась темней [93]93
Из стихотворений "Как сладко дремлет сад темно-зеленый…", "Вчера, в мечтах обвороженных…".
тоже восходят к державинским:
Заглохнул стон болотна дна, Замолкло лесав свою очередь восходящим к словесному развитию образа у Ломоносова:
Долы скрыты далиной
Отца отечества отец [95] .
И недаром в свое время образы Тютчева были объявлены «непонятными» проф. Сумцовым и проф. Брандтом [96] . Без XVIII века, без Державина историческая перспектива по отношению к Тютчеву не может быть верной.
94
Из стихотворения "Тоска души".
95
Из "Перевода оды Фенелона" и оды "Первые трофеи его величества Иоанна III". О приеме повторения тождественных и однокоренных слов у Ломоносова и Державина см. "Ода как ораторский жанр" (в наст. изд.).
96
З. Ц. Сумцов. Пушкин и Тютчев. — В его кн.: А. С. Пушкин. Харьков, 1900, стр. 338–339, 245; Р. Ф. Брандт. Материалы для исследования "Федор Иванович Тютчев и его поэзия". — Изв. ОРЯС, 1911, т. XVI, кн. 3, стр. 31–33.
Образ:
Уж звезды светлые взошли И тяготеющий над нами Небесный свод приподняли Своими влажными главами [97]несомненная реализация образа XVIII века: чела звезд.
Так же как оживление традиционного образа XVIII века — колесница мирозданья — дана в стихах:
Живая колесница мирозданья Открыто катится в святилище небес [98] .97
"Летний вечер".
98
«Видение».
И та громадная роль, которую играет у Тютчева образ, тоже неслучайно совпадает с напряженной образностью высокой лирики XVIII века. Изучения должны быть направлены и на последующие этапы философской лирики XVIII века. Особое значение получает здесь Карамзин-лирик, считавший задачею лирики
Слогом чистым, сердцу внятным Оттенки вам изображать Страстей счастливых и несчастных [99] ,произведший в дидактической поэзии огромную работу абстрактизации пейзажа, заменивший «краски» Державина «оттенками»:
99
Из "Послания к женщинам".
Плоды древес сияют златом,
Зефиры веют ароматом,
С прохладой сладость в душу льют [100] .
По всей вероятности, неслучайно имя Карамзина имеет такое значение для Тютчева, так же как и неслучайно есть прямое и тематическое и стилистическое сходство в дидактической поэме Карамзина «Дарования» (1796) со знаменитым тютчевским "Не то, что мните вы, природа…":
Что зрю? Людей, во тьме живущих, Как злак бесчувственно растущих <…> Сей мир, обильный чудесами, Как сад, усеянный цветами. Зерцало мудрого Творца, Для них напрасно существует, Напрасно Бога образует: Подобны камню их сердца. Среди красот их око дремлет, Природа вся для них пуста. Их слух гармонии не внемлет; Безмолвны хладные уста.100
«Дарования». Ср. в статье "Валерий Брюсов" (ПСЯ, стр. 268–269).
Найдя на Западе форму фрагмента, найдя тематический материал «оттенков» натурфилософии, новую литературную «мифологию», о которой писал Раич, Тютчев разложил монументальную форму XVIII века. Одной из причин непонимания современников была и эта форма фрагмента, не канонизованная, почти внелитературная. Ее узаконяет и вводит в круг литературы уже Фет.
Пушкин на малом материале создает (или стремится создать) монументальные формы.
Тютчев — предельное разложение монументальных форм; и одновременно Тютчев — необычайное усиление монументального стиля. Мы отошли, отходим от фрагментарных форм. Мы движемся вновь к созданию форм грандиозных — и в этом смысле мы ближе к XVIII веку, чем к медленному веку малой лирической формы ХIХ-му.