Поэты «Искры». Том 2

Минаев Дмитрий Дмитриевич

3

Задрожал, и вдруг из мрака, Словно волк голодный зла, Одичавшая собака, Лая, вышла и легла. Взвел курок он, приложился, Снял двустволку из-за плеч, Вдруг лай пса преобразился В человеческую речь: «Господин виконт, не троньте! Не ровен на свете час: Я припомню о виконте, Помогу ему не раз, Услужу без всякой фальши!..» Постояв минуты три, Вновь путем-дорогой дальше Зашагал виконт Сыр-Бри.

4

Вновь идет чрез темный бор он, Тайным страхом

одержим; С мшистой ели черный ворон Вдруг закаркал перед ним. «Что ты каркнул из тумана Мне, проклятый вестник зла?» — И навел виконт на врана Роковые два ствола. «Эй, виконт, меня не троньте! Там, на невском берегу, Я припомню о виконте И помочь ему могу». — «Хорошо же! Это слово Не забудь же ты, смотри!» — И путем-дорогой снова Зашагал виконт Сыр-Бри.

5

Неудачно шла охота… Уж за ночью день спешит; Вот пред путником болото, А с болота дичь летит. Разом вырвался из груди У стрелка невольный крик, Но лесная дичь, как люди, Закричала в этот миг: «Господин виконт, не троньте, Не стреляйте лучше в нас! Мы припомним о виконте, Угодим ему не раз… Пригодится дичь — не трогай!» — «Ну, так черт вас побери!» — И вперед путем-дорогой Вновь побрел виконт Сыр-Бри.

6

Год прошел. Свою газету Издавать стал наш виконт, Но, создав затею эту, Потерпел везде афронт. Ждет, а пользы нет, однако; Вдруг пред ним, как пред травой Лист, является собака: «Мой совет, виконт, усвой: Лай и вой в своем журнале, Лай на солнце, лай на свет; В том собачьем идеале Скрыт успех таких газет. Люди глупы; похвала им В прок нейдет, так ты схитри…» И тогда собачьим лаем Занялся виконт Сыр-Бри.

7

Лай изданье спас в ту пору, Но потом всем надоел, И к виконту раз в контору Ночью ворон прилетел. «Ты полемикою жаркой,— Начал вран, — журнал спаси; Как зловещий ворон, каркай Постоянно на Руси; Предвещай беды и горе, Попридерживай прогресс, И тогда в журнальном хоре Будешь брать ты перевес. За совет мой благотворный Ты меня благодари!..» И с тех пор, как ворон черный, Каркать стал виконт Сыр-Бри.

8

Процветает орган новый, Но, исполненный забот, Думать стал виконт суровый: Дичи мне недостает! И тогда свершилось чудо: Только мысль ему пришла, Дичь взялась бог весть откуда И журнал весь заняла. С этих пор в нем раздаются Лай, и карканье, и дичь, И хоть в обществе смеются, Но — как нрав людской постичь? — Всё же орган тот читают И в Якутске и в Твери, И ташкентцы восклицают: «Молодец, виконт Сыр-Бри!» 1872 или 1873

227. «Поэт понимает, как плачут цветы…»

Поэт понимает, как плачут цветы, О чем говорит колосистая рожь, Что шепчут под вечер деревьев листы, Какие у каждой капусты мечты, Что думает в мире древесная вошь. Он ведает чутко, что мыслит сосна, Как бредит под раннее утро, со сна, И только поэт одного не поймет: О чем это думает бедный народ? <1873>

228. СОН

ВЕЛИКАНА

В степи, на кургане склонясь, Спит старый, седой великан; Спит старый, седой великан, И стаями птицы, кружась, Глядят с высоты на курган. В кольчуге, в стальном шишаке Он спит, в мертвый сон погружен; Он спит, в мертвый сон погружен, Меч стиснув в железной руке, Сыпучим песком занесен. Он долгие годы проспал, В недвижности самой могуч; В недвижности самой могуч, Он бурь над собой не слыхал, Не жег его солнечный луч. Над ним разрасталась трава, Песком занесен он до плеч; Песком занесен он до плеч, И только одна голова Осталась открытой да меч. Сном скованный много веков, Однажды раскрыл он глаза; Однажды раскрыл он глаза, И в них, как во тьме облаков, Казалось, сверкнула гроза. Казалось, один поворот — И вспрянет опять великан; И вспрянет опять великан, Насевшую землю стряхнет, Покинет песчаный курган. Дохнул он, и — дрогнула степь, Неведомых звуков полна; Неведомых звуков полна… Как будто рассыпалась цепь Волшебного долгого сна. Но вежды сомкнулись опять, И — спит великан прежним сном; И спит великан прежним сном, И снова его засыпать Стал ветер сыпучим песком. 1873

229. СМЕХ

Всегда неподкупен, велик И страшен для всех без различья, Смех честный — живой проводник Прогресса, любви и величья. Наивно-прямой, как дитя, Как мать — многолюбящий, нежный, Он мудрости учит шутя, Смягчает удел безнадежный. Струясь, как по камням вода, Как чистый фонтан водоема, Торжественный смех иногда Доходит до грохота грома, Сливаясь в густых облаках В немолчное, грозное эхо, И тот, кто забыл всякий страх, Дрожал от подобного смеха. Смиряя рыданья порыв И гордую скорбь гражданина Под маской шута затаив, Запрятав под плащ арлекина, Стремление к лучшей судьбе Родит он в груди всего мира И с гидрой пороков в борьбе Сверкает и бьет, как секира; Он сонную мысль шевелит И будит во мраке глубоком: Плясал вкруг ковчега Давид, Но был и царем и пророком. 1875

230. ЖИТЕЙСКАЯ ИЕРАРХИЯ

Строго различаем мы с давнишних пор: Маленький воришка или крупный вор. Маленький воришка — пища для сатир, Крупный вор — наверно, где-нибудь кассир; Маленького вора гонят со двора, Крупного сажают и в директора; Маленький воришка сцапал и пропал, Крупный тоже сцапал — нажил капитал; Маленький воришка угодил в острог, Крупному же вору — впору всё и впрок; Маленьким воришкам — мачеха зима, Крупных не пугает и сама тюрьма, И они спокойно ждут законных кар… Там, где шмель прорвется, берегись комар!.. <1878>